Дмитрий Стахеев - За Байкалом и на Амуре. Путевые картины

О гор. Верхнеудинске мы поговорим впоследствии, когда будем описывать дорогу на Амур.

На пути по селенгинскому тракту не представляется ничего, что бы могло привлечь внимание путешественника. Местность кругом открытая, нигде не видно ни куста, ни деревца. Эта часть Забайкальской области, как и вся она вообще, представляет обширное нагорье. На половине пути от Верхнеудинска до гор. Селенгинска только и остается в памяти огромная бурятская кумирня, возвышающаяся посреди степи своими остроконечными башнями; издали она напоминает христианский пятиглавый собор, но полнейшее отсутствие какой-либо жизни вокруг этого здания дает понятие о том, что это не христианский храм.

Бурятская кумирня одиноко стоит в продолжение целого года и только несколько раз во время лета в нее собирается бурятское духовенство для совершения богослужебных обрядов. В то время степь оживает: конные и пешие буряты собираются громадными толпами к этому месту, шум, говор наполняют воздух; по окончании молебствия устраиваются бега на лошадях, состязания между борцами; варятся целые быки для угощения публики и бурятское вино (араки) истребляется в большом количестве. Но праздник оканчивается; на другой день степь снова пустынна и только следы лошадей, да обглоданные кости и обгоревшие головни напоминают о прошедшем празднестве.

Кроме этой кумирни на пути к Селенгинску остается в памяти путешественника только представление о почтовых станциях и трех-четырех деревеньках, более других населенных. Почтовые станции на этом пути помещаются в крестьянских домах и потому всегда очень хорошо натоплены, что составляет немалое утешение для передрогнувшего во время дороги путника. Это не то, что те станции, которые построены по Восточной Сибири (от Томска до Иркутска), красивые снаружи и холодные, как погреба, внутри. И странное дело! Отчего крестьянская избушка, построенная на самые ничтожные средства, более удобна для жилья, чем казенный почтовый дом, постройка которого стоит значительно дороже первой?.. Мне не разрешить этого вопроса, да и задаваться вопросами ни к чему: их так много представляется на каждом шагу, что если писать о них книги, то, как сказано в одном хорошем сочинении, и всему миру не вместить в себя таких книг.

Чем ближе подъезжал я к городу Селенгинску, тем яснее становились горы, за которыми лежит Кяхта. Селенгинск раскинулся по берегу р. Селенги. Народонаселение его чрезвычайно бедно. Это один из таких ничтожных городков, про которые наши географы не считают нужным упоминать, даже их название не выписывают, как будто бы они и на свете не существуют, а между тем Селенгинск замечательный город, замечательный хотя тем, что в нем есть очень толстый почтмейстер, который любит предлагать приезжающему самовар и побеседовать с ним о политике; есть несколько домов, которые высятся между избушками местного мещанства и дают знать о том, что владетели их — люди, по всему вероятию, умные, потому что сумели сколотить себе хорошую деньгу на черный день и предпочли быть в маленьком городишке первыми, чем в большом последними. Так как все общество этого городка может быть помещено в толстую утробу почтмейстера, то единственным утешением может служить разговор о политике, которым он, почтмейстер, по всей вероятности, и питает селенгинское общество. Я потому об этом делаю такое заключение, что сам вдоволь наслушался его речей о бессилии всех двунадесяти язык в отношении к нашему русскому оружию. В Селенгинске помещается часть артиллерии и артиллерийские офицеры, если только они не слушают политических рассказов почтмейстера, вероятно невообразимо скучают, потому что самый вид города, состоящего из двух с половиной домов, наводил на меня такую тоску, что, если бы не почтмейстер и не несчастные «двунадесять язык», то я, кажется, растянулся бы на безлюдной городской площади и взвыл бы горькими слезами… да вот беда: город так пуст, что не только вой и стон на площади, а и самая смерть человека, даже не только обыкновенного человека, а, пожалуй, хоть и самого почтмейстера, со всеми его языками, не была бы никем услышана, потому что на этой громадной площади, кажется, со дня сотворения мира ни однажды не прошла человеческая нога. Но довольно о Селенгинске, Бог с ним и с его почтмейстером и со всем, что служит развлечением жителям этого города и что наводит на них тоску. Да и наводит ли что ее?

От Селенгинска в семи верстах нужно переезжать через р. Селенгу, на пароме. Это место называется «Стрелка». Прежде, в давнопрошедшее время, у Стрелки было устроено таможенное отделение, но впоследствии оно уничтожено и ограничивалось Кяхтинской таможней, которая в свою очередь, как известно, тоже уничтожена; она перенесена в Иркутск, где благополучно и пребывает в настоящее время.