Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

— В банке сто восемьдесят тысяч фунтов [14] Самая высокая ставка, так же как и в «Дереве какао», пресловутом игорном доме лондонского света. Молодые прожигатели жизни нередко проигрывали за вечер от пяти до двадцати тысяч фунтов, мошенничество в биржевой и азартной игре было обычным явлением. (Примеч. авт.) . Игра продолжается.

— Ва-банк!

Никто уже не заключал пари. Происходило нечто чудовищное, неслыханное; всех охватило оцепенение.

Еще одна новая колода. Снова тасуют и сдают. Снова на столе карта, рубашкой вверх.

— Черное! — сказал Асмодей.

— Красное! — отозвался Люцифер.

Очередь открыть карту перешла к лорду Балтимору. Рисуясь, он хладнокровно взял со стола нож и направил его острием к карте. На какое-то мгновение его рука застыла в воздухе, хотя и не дрогнула. Затем сталь медленно вошла в карту и перевернула ее.

Черное. Туз пик.

Раздался общий крик. С пронзительным торжествующим смехом сэр Уотфорд резко подался вперед и устремил злобно сверкающий взгляд на лицо своего противника.

— Побежден! Побежден! Сорван красный банк. Ты еще не удивлен, Люцифер?

Лорд Балтимор не выказал ни малейшего волнения.

— Счастье своенравно, — сказал он холодно, — я давно уже постиг это.

Он хотел подняться, но сэр Уотфорд остановил его:

— Останься, если ты человек чести. Игра не кончена. Эго наше последнее сражение. Я любил женщину — ты отнял ее. Я был первым в Лондоне прожигателем жизни — ты превзошел меня. Я основал Клуб Адского огня — тебя избрали его президентом. Что бы я ни создавая, ты приходил и разрушал это. И пока мы дышим, мы враги. Так слушай же! Эта банкноты, векселя, золото — все это я ставлю против твоего трона. Люцифер. Выпадет красное — все твое, выпадет черное — мое. Трус тот, кто отступит!

Лорд Балтимор сел.

— Игра продолжается.

Напряжение присутствующих сменилось громким хохотом. Гениальную фантазию сэра Уотфорда встретили, как самые рискованные прыжки цирковых клоунов, рукоплесканиями и дикими выкриками.

На этот раз карту предстояло открыть Асмодею. Он протянул руку, но внезапно остановился.

— У меня несчастливая рука, — пробормотал он и, как бы выискивая что-то, осмотрел ряды зрителей. Его взгляд с удивлением остановился на Эмме. — Что делает тут это невинное дитя. Покажи-ка мне свою руку, маленький ангел. Клянусь Аполлоном, это рука Венеры, и линия жизни глубока и сильна. Это судьба. Тебе вверяю я свое счастье. Подойди! Открой ее!

Он схватил руку Эммы, чтобы получше разглядеть ее, затем указал ей на карту. И как бы уступая неодолимому принуждению, Эмма схватила карту и открыла ее.

Черное. Король треф.

Обезумев от радости, сэр Уотфорд поднял руки.

— Я знал, что придет день, и я отомщу. Вот он, этот день. Долой с трона, Люцифер! Снимай корону! Все теперь мое, мое!

Он сорвал с головы лорда Балтимора украшенную рогами корону дьявола и надел ее на себя. И внезапно, разразившись диким смехом, погрузил руки в груду банкнот и золотых монет стал разбрасывать их, совать в руки Эммы, сыпать на головы толпы.

— Нет больше Люцифера! Он был самозванцем и лжецом. Не говорил ли он, что счастье в золоте, и потому играл, присваивал, копил? Но это неправда, все зло от желтого божества. Прочь, я не хочу больше этого видеть! Набивай себе карманы, Люцифер, жри, давись, пока не лопнет утроба!

Он швырял ему золото полными пригоршнями непрерывно повторяя при этом вопрос, который не давал покоя его бедному больному мозгу:

— Ты удивлен? Ты наконец удивлен, ненавистный человек?

Лорд Балтимор смерил его взглядом, как бы желая обнаружить последнюю тайную слабость противника.

— Я не удивлен, — сказал он медленно своим резким голосом, подчеркивая каждое слово, — я полон сострадания к тебе, Асмодей. Ты безумен.

Ответом ему был короткий пронзительный смех. Внезапно сэр Уотфорд успокоился.

— Я знал, что ты так скажешь. У тебя ничтожный мозг, ты не в состоянии следовать моим мыслям. И все вы тут полоумные и глупцы. Вам понято лишь то, что можно увидеть. Ну так вот, смотрите. Я буду держать тронную речь. Поди сюда, маленький невинный ангел, возведи меня на адский трон Люцифера.

Он схватил Эмму за руку и поднялся с ней к трону. Охваченная странным оцепенением, Эмма не противилась. Какое-то мгновение сэр Уотфорд сидел на троне Люцифера. Его бескровные губы сложились в гримасу, как будто он сам смеялся над собой. Его руки что-то искали в складках широкого домино; затем он выпрямился и подошел к краю подиума. Теперь, когда он заговорил, голос его был абсолютно спокоен. В нем уже не было ничего резкого, он звучал тихо и мягко, как голос человека, погруженного в глубокое раздумье. Сэр Уотфорд не отвечал на выкрики толпы. Всякий раз он ждал, когда наступит тишина, и тогда продолжал свою речь.