Ким Чжэгю - Счастье

— Да, но ведь та операция, — как-то неуверенно начал Дин Юсон, — была на черепе. А как поведет себя губчатое вещество при обширном дефекте бедренной кости? Неизвестно, тем более что у Хван Мусона к тому же идет воспалительный процесс.

— И все же нужно попробовать. А воспалительный процесс надо приостановить.

— Вряд ли можно рассчитывать на успешный исход операции в данном случае, ведь налицо, кроме всего прочего, остеомиелит.

— Попытка не пытка. Вы же доказали на практике, что губчатое вещество обладает высокими восстановительными свойствами. Конечно, механически повторять этот метод нельзя, нужен творческий подход. Но не отступайте, проявите смелость, вы ведь всегда отличались этим на фронте.

— Право, не знаю… Но, вероятно, нужно попытаться.

— Несомненно.

В душе у Дин Юсона затеплилась надежда. Кажется, есть выход из тупика.

«Да, пожалуй, это сейчас единственный путь», — подумал Дин Юсон.

И вслух сказал:

— Если операция увенчается успехом, этим я буду обязан только вам. — Его до глубины души тронуло участие Чо Гёнгу.

— Не стоит говорить об этом, мы же с вами друзья. Однако мне пора собираться в дорогу, к сожалению, у меня больше нет времени, чтобы подробно обсудить с вами все проблемы, связанные с такой операцией. Думаю, что и профессора заинтересует этот метод.

— Я лично сделаю все, что в моих силах.

Чо Гёнгу посмотрел на часы, что-то соображая.

— Может быть, мы все-таки сейчас поговорим с Хван Мусоном? — предложил он несколько смущенно. Ему предстояло встретиться с больным, состояние которого значительно ухудшилось с тех пор, как ему сделали операцию на фронте. А помочь ему он тоже пока не может.

Видя его смущение, Дин Юсон ничего не ответил.

— Да, поговорим, — уже решительно сказал Чо Гёнгу.

— Я схожу за ним Он будет рад увидеть вас. Встреча с вами придаст ему силы. — С этими словами Дин Юсон вышел.

Вернулся он уже с Хван Мусоном.

Чо Гёнгу сел напротив больного и стал его осматривать.

— Вам, наверное, дорогой, пришлось изрядно помучиться из-за этих операций.

— Ничего не поделаешь. Не все сразу вылечивается.

— Вы правы, к сожалению, медицине пока не известны радикальные средства.

Чо Гёнгу опустил глаза, словно ему стало стыдно за отечественную медицину.

— Восстанавливаются заводы, встают из руин новые города, вся Родина залечивает раны войны, — продолжал он, — и только мы, врачи, еще не можем полностью избавить инвалидов войны от их увечий. Но верьте, товарищ Хван, наступит время, и вас непременно вылечат. Доктор Юсон сказал мне, что вы настаиваете на ампутации. По-моему, не надо спешить. Ваше решение вызвано тем, что вы потеряли веру в нашу медицину, но не стоит пока отчаиваться. Сейчас доктор Юсон займется новыми исследованиями, и, если они увенчаются успехом, вы навсегда распрощаетесь с больничной койкой.

Хван Мусон равнодушно смотрел по сторонам; слова врача, видимо, не придали ему веры.

— Товарищ Чо Гёнгу потому и заехал к нам, чтобы хбедить меня начать эти новые исследования, — добавил Дин Юсон; про себя он уже твердо решил заняться новой проблемой.

— Вы очень хорошие люди. Я даже всегда немножко завидовал вам: столько добра вы делаете людям.

Хван Мусон, кажется, успокоился. Может, слова врачей заронили в его душу новую надежду — ведь как эти врачи стараются помочь ему! Может, у них что-нибудь и выйдет?

Больного до палаты проводил Дин Юсон. Когда он вернулся, Чо Гёнгу стоял уже одетый.

— Что, уже пора? — А Дин Юсону так много хотелось еще сказать Чо Гёнгу.

— Извините, но мне нужно успеть на вечерний поезд. Мои товарищи, вероятно, уже в Пхеньяне. Совещание созывается в связи с поручением товарища Ким Ир Сена вплотную заняться проблемами, связанными с лечением инвалидов войны.

Дин Юсон понимал, что не смеет удерживать Чо Гёнгу.

— Хочу только сообщить вам одну новость.

— Какую?

— Вы знаете, Сор Окчу жива.

— Правда? Наша старшая медсестра?

— Да, недавно… — И Дин Юсон вкратце рассказал о приходе Сор Окчу к профессору.

— Говорите, и у нее дефект бедренной кости? Где же она теперь?

— Была в госпитале для инвалидов, но, кажется, уже выписалась оттуда. А я так и не собрался пока написать ей, — удрученно сказал Дин Юсон.

— Почему же?

— Я о многом передумал… Несколько раз садился за письмо. Но что писать, если я, врач, ничем не могу помочь ей…

— Я понимаю ваши чувства, Юсон. Вы честный человек. Я это понял еще тогда, когда вы в числе первых в Сеуле вступили в добровольческую армию. Понимаю, вам трудно писать ей. И, вероятно, по многим причинам. Каким? Не буду об этом спрашивать. Думаю, что вы поступите так, как велит вам ваша совесть.