«Несколько знатных господ составили своего рода двор при моей бабушке, где изысканные привычки сочетались с самыми высокими чувствами… Им нравилось сопровождать ее по воскресеньям на мессу, выполнять ее поручения, к чему их обязывала благородная вежливость. Рядом с молебней бабушки стоял маленький стульчик для меня.
По возвращении с мессы все отправлялись в большую залу замка, называвшуюся аптекарской. В передней аптекарской собирались больные, которым требовалась помощь. Бабушка сидела в кресле, обитом бархатом, перед ней стоял черный стол, покрытый лаком…».
В Рошкот церемониал был похожий, но менее торжественный. Кажется, что семейные традиции, установленные еще Луи-Филиппом и королевой Марией-Амелией в Тюильри, рассеялись по всем замкам Франции. Но послушаем снова Бони:
«Перед круглым столом в центре зала восседала моя бабушка. Ее землистое, застывшее лицо утопает в белой накидке, на коленях лежит каракулевая муфта, под ногами, даже летом, меховой коврик. Бабушка поеживается в мягком бержере, перед глазами у нее стоит зеленый экран. Вокруг в более низких креслах сидят важные пожилые дамы. Вне этого почтенного круга мужчины говорят о политике, греясь возле огромного камина, где потрескивают большие поленья, на рубленные специально по размеру очага… Три лампы с абажурами освещают дам именно с той интенсивностью, чтобы не дать им задремать после обеда. Обед начинался в семь часов и часто затягивался под предлогом, что «за столом не стареют…». Вернувшись в салон, эти «матушки Церкви» принимались за вязание, как будто это было их святым долгом. По движению желтых деревянных спиц в их узловатых руках можно было судить, одобряют они или осуждают мужские разговоры. Время от времени одна из дам с важностью отпускала суровое замечание…»
Кроме этих аскетичных удовольствий, в Рошкот еще устраивали многочисленные и великолепные приемы. Помимо некоторых старых друзей живших здесь почти постоянно, таких, как княгиня Кзарторнская, «эта добрая Марселина», и княгиня Виттгенштейн, в определенные дни в замке появлялись герцогиня де Галлиера, виконтесса де Райневаль, графиня де ля Ферронэй, леди Кревен, баронесса Кошин, а также семейство Радзивилл, так называемый «знатный легион». Эти громкие иностранные имена не вызывали никакого трепета у дочери княгини Курляндской, предок которой чуть было не стал царем. Все семейство — Талейраны, Саганы, Валенсей, Жюинье также регулярно появлялось в замке и случалось так, что Рошкот, тихий и даже аскетичный в повседневной жизни, превращался в блистательный великосветский центр, особенно в сезон охоты.
Оживлением были отмечены и другие моменты жизни обитателей замка, например, отъезд в путешествие старой маркизы. «Моя бабушка, ненавидевшая всякую спешку, покидала замок в самую последнюю минуту, Каретой, запряженной двумя почтовыми лошадьми, управлял кучер Пьер, настоящий ризничий, со склоненной головой и полузакрытыми глазами. Тысячи подушечек, сумочек, ковриков, шалей и других необходимых предметов задолго до отправления уже были отнесены в карету. По мере приближения чудовища (поезда, о котором узнавали по дыму, стоя на террасе), Пьер с нарастающей тревогой следил за горизонтом. Мадемуазель Норге, помощница маркизы, бегала по комнатам, умоляя хозяйку поторопиться. Затем следовало первое появление метрдотеля, второе. Это приводило в отчаяние бабушку, продолжавшую поливать себя одеколоном и повторявшую свою молитву. Я слышал, как она от волнения вскричала: «Вы мне надоели, я хочу опоздать на поезд…». Любопытно то, что старая дама всегда прибывала вовремя. Впрочем, начальник станции, уважаемый господин Жиле, скорее задержал бы поезд и получил рекламации, чем расстроил бы госпожу маркизу…».
Не стоит говорить о том, что это не было бы проявлением низкопоклонства, а скорее дружелюбной вежливостью пожилого мужчины к старой даме, любимой всеми.
У дедушки и бабушки Жюинье, в Сарте, жизнь была менее царской. Маркиза много времени уделяла благотворительности и покидала замок лишь для того, чтобы оказать помощь страждущим в соседних деревушках. Получившая хорошее образование, она сама занималась воспитанием дочерей, давая им уроки игры на фортепьяно, не приносившие, впрочем, никаких результатов. Одна из них так никогда и не смогла разобрать «Веселого земледельца», служившего основой обучения фортепьянной музыке того времени и даже позже.
Маркиз был депутатом от роялистов после войны 70-го года. На протяжении всей своей жизни он чувствовал отвращение ко всем остальным режимам. Он ненавидел Орлеанскую династию, не переносил Луи-Филиппа, а также Наполеона III, презирал Республику. «Франция, — говорил он, — знала только два режима: режим Традиции и режим Революции». Маленький Бони, которому было всего пять лет, получил от него пинком под зад за пение «Марсельезы»…
Читать дальше