Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

— Да, — сказала Екатерина, и никто не понял, отвечала ли она каким-то своим мыслям, резюмировала ли слова Гонди или соглашалась с тем, на что ее уговаривали.

С тайной мыслью об удаче, но, все же желая проверить, убедиться в том, что они правильно поняли, сын стал наносить последние удары:

— Город вооружается, несмотря на запрет короля! Парижане собирают кирасы и аркебузы, прицепляют к поясам кинжалы. Нельзя обманывать ожидания народа, иначе он не простит. Упусти мы сейчас возможность, протестанты свершат возмездие, и тогда будет нелегко, поскольку они станут готовы к битве. Мы же нападем первыми, врасплох, ночью, когда они будут видеть сладкие сны.

Но не знала Екатерина, что это Гизы вместе с ее любимым сынком Анжуйским распускают по городу слухи о том, что на них движется из Мо десятитысячное войско гугенотов.

Апофеозом заговора стали слова Гиза. Последний штрих подвел он под сомнения и колебания королевы-матери:

— Вы слышали, что кричат гугеноты? Завтра утром они пойдут к королю и потребуют ответа. Они грозятся убивать всех без разбора, они клянутся сами сурово наказать обидчиков адмирала. Горе нам всем, если они докопаются, что виновниками покушения являются герцог Гиз, королева-мать и ее сын герцог Анжуйский.

Екатерина сжала зубы. Этого она вынести уже не могла. В словах звучала прямая угроза ее жизни и жизни… кому же? Ее ангелу Анжу!

Внимательно наблюдая за ней, Гиз вкрадчиво добавил:

— Начали разыскивать причастных к покушению на адмирала. Грозили убить меня, потом Месье…

Она вздрогнула всем телом, губы задрожали. Взгляд — раненой пантеры. Как бы не упала в обморок. Но Гиз не желал замечать этого и продолжает кромсать словами-ножами трепещущее сердце:

— Убийца когда-то служил у Месье, скоро это станет известно. Ваш сын мстит адмиралу как полководцу враждебной партии, с которой он воевал; он является его первейшим врагом — так говорят гугеноты.

— Что они еще говорят? — глухо спросила Медичи.

— Колиньи становится хозяином Парижа, он отбирает это место у Анжу, который не может ему простить этого. Если то, что я сказал, дойдет до короля, он обвинит Месье и в приливе ярости…

— Что?..

— Собственноручно убьет его.

Она знала это. Бешеный Карл неуправляемым. А то, что Анжу участвовал в заговоре против адмирала — об этом король узнает из допросов после ареста одного из заговорщиков, хотя бы Гиза.

Тянуть время нельзя. Уже завертелись колеса механизма расследования злополучного покушения, выявления его организаторов. Теперь гугеноты не успокоятся, и король нынче — самая сильная фигура! — их союзник.

— Кажется, я сама себе уготовила ловушку, из которой могу выбраться теперь одним-единственным путем, — пробормотала Екатерина так, что никто не услышал.

И она приняла решение первой нанести удар, как советовали царедворцы. О последствиях она уже не думала.

А Гиз выдал еще пару фраз, поставивших окончательную точку в ее решении:

— Больше покушений не будет, адмирал пошел на поправку. Если король, уступив ему, даст согласие на объявление войны Испании, вы, мадам, перестанете быть властительницей; им станет Колиньи, и тогда неизбежна новая гражданская война. Выходит, вы зря пожертвовали дочерью ради мира.

Екатерина подняла бледное лицо и уставилась ему в глаза. Снизу вверх. Левое веко дергалось, губы дрожали. Она хотела сказать, но не могла. Он помог ей:

— Что касается массового избиения, то оно неизбежно воспоследует после устранения зачинщиков мятежа, их главарей, о которых вы говорили, ибо все гугеноты бросятся на их защиту. Только так можно сохранить мир в королевстве; пока гидра вся здесь, необходимо устранить ее присоски, которые она раскидала по всему Парижу и которыми собирается пить нашу кровь.

Гиз замолчал. Она думала. Все ждали.

Мир! Вот что было важно для нее и ее детей. Такой ценой? Что ж, пусть так. Кто хочет мира, должен готовиться к войне. И если это единственный способ, то она пойдет на это, что бы там потом ни говорили. Ее верные советники единодушны, и она должна быть с ними, ибо они — опора трона, ее сила, ее войско. Да и могут ли все в один голос быть неправы?

Ей надо подчиниться. Так они хотят, и значит, так должно быть. Ей надлежит быть заодно, она не может не оправдать ожиданий, они — сваи, на которых стоит престол ее сыновей, убери их — он закачается и упадет. Тем более, что все их слова — безжалостная правда, она и сама это видела и приняла решение чуть меньше четверти часа назад. Остальное время ей требовалось для окончательного утверждения его.