Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

— Не совсем так, — снова повторила королева-мать, оглядела поочередно членов тайного собрания, с помощью которого она собиралась придать некую силу законности своим замыслам, и продолжила, глядя теперь уже на одну герцогиню: — Истина зарыта гораздо глубже. Всем известна его сумасбродная идея колонизации Нидерландов, из которых он хочет сделать не что иное, как гугенотскую республику. Но не является ли эта программа войны с Габсбургами продолжением печально известных Итальянских войн, которые и породили в стране партию обездоленных, называющих себя протестантами? Хуже того, он втянул в игру короля, которому внушил, что поход на Нидерланды принесет Карлу славу освободителя.

— Что же король? — спросила госпожа де Немур. — Ужели он не видит, какой пагубный характер может принять война против свояка? Такого решения не одобрят и не простят ни в Риме, ни в Мадриде.

— Король слеп и глух к моим увещеваниям и во всем подчиняется адмиралу, которого любит и называет отцом. Он отдалился от родной матери, а как-то раз, даже заявил, что я ненавижу и желаю его смерти, дабы посадить на престол другого сына, который делает вид, что искренне и беззаветно любит меня и сам мечтает занять трон старшего брата.

— Здесь явно не обошлось без колдовских чар, которыми так умеют завораживать свои жертвы еретики, — подал голос герцог Омальский. — Пагубному влиянию адмирала должен быть положен конец, иначе они сообща превратят королевство в гугенотскую республику с центром в Брюсселе.

— Вот именно, герцог, — кивнула королева-мать, — вы словно читаете мои мысли. В создавшейся ситуации действовать надо тем более решительно, чем скорее и напористее действует сам адмирал. Совсем недавно я узнала, что он с согласия короля послал помощь войскам в Монс, которая, благодаря Богу, была разбита испанцами. Но это не остановило заговорщиков, коими я отныне объявляю короля — своего сына — и адмирала. Альба просит меня объяснить, чего ради на подступах к Монсу стоит трехтысячное войско гугенотов, которых вновь отправил Колиньи, и не означает ли это начало военных действий? Что могу я ответить? Что адмирал снова собирает полки, и что уже везде говорят, что гугеноты, прибывающие в Париж якобы на свадьбу их короля, получают приказ адмирала сразу же отправляться воевать во Фландрию? Знаете ли вы, сколько у него уже солдат?

— Я слышал о пяти тысячах, которые концентрируются где-то близ Мо, — произнес Генрих Гиз.

— Если бы так, — усмехнулась Екатерина. — У него уже больше десяти тысяч пехотинцев и около трех тысяч конницы, не считая тех, что стоят под стенами Монса. С такими силами можно завоевать не только Париж, но и всю Францию.

В комнате повисло молчание. Никто и не догадывался о подлинном размахе, с которым развернул адмирал свою деятельность. Цифры были страшные, они грозили, они витали в воздухе, звенели набатом в ушах и пугливой змейкой крались по извилинам сознания, заставляя сердца заговорщиком трепетать в страхе.

— Ужели все это — гугеноты? — ужаснулась герцогиня. — И ведь они с каждым днем все прибывают в Париж целыми семьями!

— Чего же хочет адмирал? Каковы его планы? — спросил герцог Омальский. — Не думает ли он и вправду овладеть Парижем?

— Не думает, потому что я с ним не ссорюсь, — ответила королева-мать, — и делаю вид, будто мне глубоко наплевать на их дружбу с королем и на их замыслы, в которые они меня не посвящают. Но я не была бы французской принцессой и дочерью флорентийских герцогов Медичи, если бы не понимала, что планы адмирала направлены на разрушение единства монархии с тем, чтобы, развалив государство, превратить его в некую протестантскую федерацию. Для того ли тогда боролись последние короли династии Валуа за единство страны, чтобы после их смерти она перешла в руки кальвинистов, мечтающих превратить ее в некую раздробленную республику на манер швейцарских кантонов?

— Но на короля можно воздействовать, избавив его от пагубного влияния адмирала, — хитро сощурив глаза, проговорила герцогиня, — а Альбе объяснить, что всему виной Колиньи с его программой, и действует он при этом против мнения двора и правительства…

— Ничуть не бывало! — отрезала Екатерина Медичи. — Филипп не такой дурак, чтобы не понять, что вина в оказании помощи нидерландским гёзам лежит на французском короле. Что бы там ни говорили о пагубном влиянии на сознание Карла французского адмирала.

— Он сам может начать войну против Франции, — внезапно произнес герцог Д'Омаль, — видя, что французы стягивают войска к границам Фландрии, собираясь отнять у него то, что он считает своей колонией и что приносит ему немалые доходы. Ведь именно здесь находятся все важнейшие торговые пути Европы. Не хочу нагонять лишнего страха, но Филиппу нетрудно будет собрать войско в два, в три, в пять раз превышающее численность французского! Ведь о нем говорят во всем мире, как о великом защитнике христианства, особенно после того, как он разгромил турок.