Алексей Бакулин - Кирилл Кириллович

Знаменский стал редактором журнала с незатейливым названием «Фашист», издававшимся в Риме на подачки Муссолини, хотя дуче считал фашизм чисто итальянским явлением, и если соглашался терпеть иностранный плагиат, то разве что от Гитлера, а уж никак не от русских голодранцев. Впрочем, деньги давал, и их хватало на криво обрезанную пачку перепачканных листов, называвшихся журналом.

Знаменский сумел придать «Фашисту» весьма приличный вид: у него был большой опыт по части самодельных изданий.

— И на обойной бумаге случалось книги делать, — хвастался он генералу Снегирю. — А где теперь эти книги? Раритет! Только покажите книголюбу — с руками оторвёт!

Знаменскому помогал Маринетти: подключал к делу молодых римских художников, фотографов, и всё грозил, что вот-вот найдёт хорошего переводчика и начнёт издавать «Фашиста» по-итальянски. До этого дело не дошло, но журнал стал моден среди русской молодёжи. В Рим потянулись робкие паломники: за автографами Кирилла Кирилловича, за мудростью Снегиря. Генерал устроил перед дверью редакции почетный караул: двое дюжих юных казаков в чёрных фуражках и жёлтых гимнастерках стояли, широко расставив ноги в галифе и мрачно скрестив руки на груди. Впрочем, в редакцию они впускали всех и каждого. Однажды Знаменский, протянув руку очередному посетителю, увидел наставленный на себя револьвер. Быстрым ударом наотмашь он отбил дуло в сторону и пуля ушла в окно. Вслед за пулей выскочил в окно и террорист. Кирилл Кириллович так возгордился своим поведением, что от радости за один вечер дописал до конца давно начатую поэму «Жена». Он хотел тут же прочитать её Надежде, но она уже спала, и так сладко, что будить её было бы просто кощунством. «Завтра, — подумал он, — конечно завтра!»

А назавтра Знаменский принимал парад французского молодёжного отделения партии. Сначала подростки в жёлтых гимнастёрках старательно маршировали перед невысокой трибуной в тесном сквере, потом они встали по стойке смирно, и Кирилл Кириллович прочитал им своё знаменитое стихотворение «Россия на марше». Это был его недавний шедевр, — он читал его по десять раз на дню, и всегда находились охотники слушать; сегодня же, привычно чеканя строчки-лесенки, он с удовольствием наблюдал, как от строфы к строфе разгораются глаза ребят — русские, милые, детские глаза. Все были счастливы. Знаменский дочитал стихотворение до конца и, взмахнув рукой, скомандовал: «Вольно!» Строй тут же рассыпался, все обступили трибуну, все хлопали, салютовали римским приветствием, кричали «Слава!» Знаменский повёл ребят в редакцию «Фашиста». Их обогнала отчаянно вопящая пожарная машина; над домами обозначился пышный чёрный хвост дыма, смотреть на который всегда жутко, даже если ты уверен, что к тебе это никакого отношения не имеет.

Но Кирилл-то Кириллович почему-то сразу понял, что это горит редакция. Так оно и было, — только одного он не знал: когда разорвалась бомба, Надежда была в его кабинете. Погибли все: и Надежда, и Снегирь, и двое охранников, и ещё десять человек, случившихся в ту пору в редакции. Бомба была довольно мощная, и лежала невинным газетным свёртком как раз под тем стулом, на который присела сеньора Знаменская, рассеянно листая, взятую со стола рукопись новой поэмы. Она как раз успела пробежать глазами странички две и только-только догадалась, что поэма посвящена ей, едва-едва успела улыбнуться растроганно, как в редакции грохнуло. Так, что, собственно говоря, жену свою мёртвой Знаменский и не видел — только закрытый гроб.

После всех полицейских формальностей, Знаменский уехал в Берлин и некоторое время жил там нелегально.

Первое своё большое произведение, написанное в СССР Нащокин посвятил университетской жизни: там студентка влюблялась в преподавателя, жена этого преподавателя писала жалобы в ректорат… К концу романа преподаватель с грустью убеждался, что и старая жена и молодая любовница не стоят десяти строк из Державина, переводился в Москву и там садился за докторскую. Роман был назван «Труды» и получился он весёлым, лёгким, счастливо дышащим, молодым… Советские писатели, и не предполагавшие, что можно писать серьёзные вещи в таком ключе забеспокоились. Назревала мощная критическая атака, уже велась артподготовка, но тут роман прочёл Сталин. Иосифу Виссарионовичу очень понравилось, он даже хотел написать статью о современной литературе, да времени не хватило… Однако, и устные отзывы вождя не остались в тайне от руководства Союза Писателей. Критикам было велено забрать, пока не поздно, ругательные статьи и срочно переделать их в соответствии с генеральной линией.