Алексей Бакулин - Недотёпы

— Можно, ваше величество, — подпел полковнику Сильвестр Афанасьевич.

— А я спать хочу! — взвизгнул вдруг Феодор. — Шли, шли… Трое суток ведь шли без отдыха!.. Полковник, ты мне постель приготовил? Опять клопов царской кровью кормить будешь? А? Как в той деревне, — как её?..

— Клопов у нас нет! Почивайте мирно, царь-государь! — Сильвестр сделал шаг вперёд и поклонился.

— Во! Видал! Врёт и глазом не моргнёт! — возмутился Феодор. — Клопов, говорит, нет! Как сие возможно? Не-ет! Не бывает!.. Да я и спать не стану без клопов! Меня и сон не возьмёт! Ну, ладно уж, давай без клопов! Давай. Только быстрее. Спать шибко охота!

Всю ночь феодорова стража разноголосо храпела в сенях у Манешки, а на утро Феодор Борисович и полковник решили приводить деревню к присяге. «Всё как и прежде учините!» — строго сказал пан Барашек своему воинству, и драные, чёрные от мороза, замордованно погядывающие злыми глазищами, мужики начали бегать по избам и гнать на мороз перепуганных старушек. Сильвестр заметил, что на каждом из мужиков-ратиков было что-то польское: то ли расшитые позументом шаровары, то ли шапка с пером, то ли щегольские красные сапожки, — впрочем, уже просящие каши.

— Ну как, Афанасьич, жизнь боярская? — спросил зевая Агафон, — Сладка тебе новая доля? Ты зачем этого бедолагу царём признал?

— А что ж? — раздумчиво ответил Сильвестр, — Чем не царь? Уж верно, не хуже Димитрия-царевича болящего… Отмоется, отъестся и станет царь не хуже прочих. Выбор-то у нас с тобой невелик: или нас эти мазурики саблями порубают, или — изволь, признавай… А потом… Есть у меня мысль заветная: знаешь, как только нелёгкая не выносит!.. А что как дойдём до Москвы? Обрастём по дороге народишком — и дойдём. А как народцем обрастём, так, может, и Москву возьмём? А? А не возьмём, — всё одно… Хуже не будет — ни нам, ни Москве.

— А коли возьмём, так ты у нас сразу первым царёвым человеком сделаешься… Наиважнейшим боярином на Руси…

— Ты зубы-то не скаль, послушник заболотный! Ты в таком случае сразу в патриархи у нас угодишь!

— Эх, добрые речи!.. Когда бы так… А что, из меня, думаешь, плохой патриарх выйдет? Ого!.. Я всем шороху задам! Они у меня все преподобием облекутся! И будем мы с тобой на пару Русью володеть…

Всех старух мужики выволокли на улицы и согнали к павлиным воротам; здесь поляки выстроили их в шеренгу. Утро было весьма морозным, старушки жалобно кряхтели, ратники размашисто хлопали себя по плечам, Агафон мелко скакал на месте, только полковника, казалось, не берёт мороз, — он, как ни в чём не бывало, расхаживал, распахнув доломан, сбив на затылок потешную свою шапочку, и только красный нос его с каждой минутой светил всё жарче и жарче, скоро приближаясь к тому опасному цвету, при котором растирать его будет уже бесполезно.

— Ну, начинай, — сказал, выглядывая из-за двери на крыльцо Феодор.

— Без вас, государь? — слегка вздёрнул брови полковник.

— Да без меня, без меня! Охота была на морозе дрыгнуть!.. Потом я выйду… Потом… Дам кое-кому к ручке приложиться и хватит с них! — и с этими словами скрылся в избе.

— Ну, так начнём! — Полковник хлопнул в ладоши. — Эй, бабы, и вы, честные господа! Весь вашу почтил своим прибытием государь всея Руси, царь великий, державный Феодор Борисович! Сей день вы должны вписать в свою память, как некий священный манускрипт! А чтобы лишнего не болтать, и нам тут всем не мёрзнуть, присягайте государю на верность, и тащите все, у кого что есть съестного: Феодор Борисович пировать желают! А присягать очень просто: сейчас наш новый епископ Агапий… нет… Агафон… вынесет крест, вы сей крест поцелуете, вот вам и присяга!

Агафон, которого сильно покоробило, когда его назвали епископом, сбегал в избу, принёс свой старинный деревянный крест, и бабки, подталкиваемые разбойниками, потянулись к нему, скорбно охая.

В недолгом времени по присяге уселись за стол. Поляки с саблями взяли Феодора Борисовича под руки и почти по воздуху донесли до положенного ему кресла.

По правую руку от него сели полковник и Сильвестр, по левую послушник и бабка Манешка. Больше ни для кого места за столом не нашлось. Расставили кружки, вытряхнули из мешков сухари, кто-то из ратников принёс горшок ухи из наловленной утром рыбки.

— Благослови, отче! — строго повелел Феодор Борисович послушнику. Агафон важно поднялся с места и протяжно затянул «Отче наш». Полковник меж тем разливал брагу по глиняным кружкам.

Выпили за здравие государя. Сам Феодор пил с большой опаской: хлебнул через силу два раза и, гадливо содрогаясь, отставил кружку в сторону.