Роберт Харрис - Империй

Первым появился Красс, следом за ним – Помпей. Его невозможно было не узнать, и не только из-за окружавшей его ауры власти, от которой, казалось, в воздухе даже слышалось некое потрескивание. Весьма запоминающимися были и сами его черты: грубо вытесанное, широкоскулое лицо, излучавшее силу, густая курчавая шевелюра с челкой, широкие плечи, крепкая грудь, торс опытного борца. Увидев Помпея вблизи, я понял, почему в юности он получил за свою жестокость прозвище Молодой Мясник.

И вот теперь Старая Лысина и Молодой Мясник вышли из дверей Вилла Публика, не разговаривая, не глядя друг на друга, и торжественно направились к воротам, которые услужливо распахнулись при их приближении. Следом за ними суетливо заспешили сенаторы, все вокруг пришло в движение. Жаркая и шумная людская волна подхватила нас и потащила к выходу из Вилла Публика. Двадцать тысяч человек, собравшиеся в тот день на Марсовом поле, ревели, орали, бушевали и рычали, выражая с помощью этой дикой какофонии свою поддержку новоявленным кумирам.

Солдаты расчистили узкую улицу и, взявшись за руки, выстроились в две цепи по обе ее стороны, упираясь и скользя подошвами сандалий под напором беснующейся толпы.

Помпей и Красс шествовали рядом, однако я, поскольку мы находились в хвосте этой процессии, не видел выражение их лиц и не мог определить, говорят ли они друг с другом. Они медленно шли к зданию трибунала. Помпей, под аккомпанемент очередной порции оваций, поднялся на его ступени первым, озираясь по сторонам с довольным видом кота, греющегося в теплых лучах солнца. Затем он протянул руку, как бы желая помочь Крассу подняться по ступеням. Эта демонстрация единства между бывшими соперниками заставила толпу издать еще один восторженный вопль, который превратился в настоящую истерику после того, как Помпей и Красс взялись за руки и подняли их над головами.

– Какой омерзительный спектакль! – прокричал Цицерон. Из-за царившего вокруг шума он был вынужден вопить мне в ухо. – Пост консула истребован и получен с помощью лезвий мечей, и сейчас мы с тобой наблюдаем конец Республики. Это так, Тирон, запомни мои слова!

Выслушивая эти горькие сетования, я тем не менее не мог не думать о том, что, если бы моему хозяину удалось принять участие в разделе власти, он бы назвал это «шедевром политического искусства».

Помпей воздел руку, призывая толпу к молчанию, и, когда воцарилась тишина, заговорил грохочущим голосом опытного полководца:

– Народ Рима! Верховные сенаторы любезно предложили мне триумф, и я с благодарностью принял его. Кроме того, они сообщили мне, что я могу рассчитывать на пост консула, и я с радостью принимаю и это предложение. Но есть лишь одно, что радует мою душу в еще большей степени, – известие о том, что мне предстоит работать рука об руку с моим старым другом, Марком Лицинием Крассом!

Помпей закончил свою речь обещанием того, что на следующий год он устроит грандиозный праздник с играми, посвященный Геркулесу и его, Помпея, победам в Испании.

Говорил он, спору нет, красиво, но больно уж быстро, забывая делать необходимые паузы после каждого предложения. Это означало одно: те, кто слышит Помпея, не успевают запомнить его слова с тем, чтобы потом передать их другим. Вряд ли более нескольких сотен человек сумели услышать в тот день, что говорил Помпей, но тем не менее бесновалась вся толпа, и проявления восторга стали еще неистовее после того, как место Помпея на трибуне занял Красс.

– Клянусь, – заговорил он, не уступая громкостью голоса Помпею, – что во время, когда будут проводиться праздник и игры Помпея, я пожертвую десятую часть своего состояния – целую десятину всего моего богатства! – на бесплатную еду для жителей Рима! Для каждого из вас! Целых три месяца, – гремел он, – все вы сможете совершенно бесплатно пить и гулять на улицах Рима! За мой счет! Столы буду расставлены по всем улицам! Это будет праздник, которого поистине заслуживает Геркулес!

Услышав это, толпа пришла в исступление.

– Сволочь! – выругался Цицерон. – Десятая часть его состояния – это взятка в два миллиона! Для него это гроши. Видишь, как он превращает поражение в победу? Уверен, ты не ожидал ничего подобного! – последнюю фразу он прокричал Паликану, который пробирался к нам через толпу со стороны трибунала. – Он выставил себя равным Помпею. Ты не должен был ему помогать!

– Пойдем, я провожу тебя к императору, – сказал Паликан. – Он хочет поблагодарить тебя лично.