Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка

Монастырская школа Валь-Жальбера, в тот же вечер

Сестра Мария Магдалина погладила Мари-Эрмин по щеке. Девочка села на постели и широко открытыми глазами смотрела на умирающее пламя свечи.

— Метель разбудила тебя, мое сокровище! Не бойся, здесь с то-бой ничего не случится!

У матери-настоятельницы ужасно разболелась голова, поэтому она доверила ребенка молодой монахине. Вой ветра и глухой стук содрогающейся крыши долго мешали девочке спать. И вот, не проспав и трех часов, она снова открыла глазки и принялась щебетать.

— Мари-Эрмин, ангелочек мой, ложись баиньки!

Сестра Мария Магдалина прижала девочку к себе и расцеловала и щечки и в лобик.

— Господь хранит нас, моя малышка. Мне тоже страшно, но я знаю, что с нами ничего не случится. Это шумит Дедушка Мороз — большой и белый, весь усыпанный инеем. Он стучит в дверь и в стены монастыря своими белыми-белыми кулаками…

Монахиня слово в слово пересказывала малышке историю, которую когда-то придумала для нее мать. Мари-Эрмин не понимала смысла сказанного, но ласковый голос монахини и ее нежные прикосновения успокоили ребенка. Сунув большой пальчик в рот, девочка покрепче прижалась к молодой женщине.

— Спи, мое сокровище! Ты такая милая, такая ласковая…

Ответом было нежное детское воркование. Сестра Мария Магдалина вздохнула от удовольствия. Она наслаждалась теплом одеял и радовалась тому, что к ее груди прижимается ребенок.

— Мне кажется, что ты давным-давно живешь с нами, — проговорила она шепотом. — А ведь тебе всего годик. Годик! Где ты родилась, моя прелесть? Откуда приехала? Как по тебе скучает твоя матушка, если она еще жива!

Монахиня часто думала о родителях Мари-Эрмин, которым она искренне сочувствовала.

— Как они могли тебя оставить? Если бы мы с Эженом поженились, если бы у меня родился ребенок, я бы не смогла с ним расстаться. Надеюсь, ты останешься с нами надолго.

Сердце сестры Марии Магдалины переполняла любовь. Она закрыла глаза, и по щекам покатились слезы. Ей вспомнились слова настоятельницы, сказанные за ужином, — жестокие, но, к сожалению, справедливые:

— Она останется с вами на ночь, сестра Мария Магдалина, но вам не следует ласкать ее слишком часто. Нельзя допустить, чтобы ребенок привязался к кому-нибудь из нас, и никто не должен к нему привязываться. Это ясно? Когда закончится карантин, девочка какое-то время поживет у одной из местных женщин. Этим летом, а может, и раньше, Мари-Эрмин отвезут в приют. Если родители за ней приедут, мы перенаправим их туда.

Сердце молодой монахини сжалось, и она попыталась молиться, но прерывистое дыхание девочки ее отвлекало. Беззвучно произносимые тысячи раз слова молитв «Отче наш» и к Богородице перемешались с картинками из прошлого. В теле сестры Марии Магдалины жила еще одна женщина, которой родители, состоятельные торговцы из Шикутими, при крещении дали имя Анжелика. Ничто не сулило монашества этой смешливой школьнице, рисовавшей на полях тетрадок цветы и бабочек…

«А после школы я пошла работать в магазин. По вечерам шила себе приданое, распустив волосы по спине. Мои длинные волосы, которые так нравились Эжену», — думала она.

Не умри молодой человек так неожиданно, на свете не было бы сестры Марии Магдалины. Сберечь невинность, отказаться от сияющей красоты, спрятав ее под строгой одеждой, — таков был ее способ сохранить верность своему жениху.

В доме, расположенном совсем рядом с монастырем, Элизабет Маруа тоже не спалось. Сидя у печки на кухне, она вязала. Торшер с фарфоровой ножкой и абажуром из вощеной бумаги освещал ее работу.

«Да будет благословенно электричество», — подумала молодая женщина, дружелюбно поглядывая на нить накала внутри стеклянной лампочки.

Элизабет ждала своего мужа. Жозеф наверняка вернется голодным. Вечером он, как обычно, поест хлеба с маслом и перескажет новые байки Нэнэ. А потом они лягут спать.

В предвкушении удовольствия щеки Элизабет порозовели. В комнате царили чистота и порядок. Деревянные стены дома были оклеены вощеным картоном, который в конце лета Жозеф покрыл новым слоем краски кремового цвета. Плинтусы и наличники, которые Элизабет начищала раз в месяц, блестели.

— Жозефу нравится показывать, какой он заботливый и работящий, — с гордой улыбкой поведала она своему вязанию. — Он даже позаботился о том, чтобы купить семян для сада!

Вечера в одиночестве казались молодой женщине бесконечными. Симон засыпал рано. Завывание ветра и треск крыши действовали ей на нервы. Элизабет прислушалась. Несмотря на шум разбушевавшейся стихии, она услышала вой фабричной сирены.