Тимур Лукьянов - Кровь и песок (сборник)

Кухарка бросила на него многообещающий взгляд, забрала корзину с рыбой и ушла. Его винная кружка опустела. Может, стоит выпить еще? Однако, уже и так кружилась голова.

До полудня было далеко, но в город идти не хотелось. Симеон все еще чувствовал себя разбитым после изнурительного плавания на галере. Потому он решил вернуться в спальню и заснул, едва оказавшись на постели. Проснувшись, он обнаружил, что за окном уже померк свет, и какая-то юная брюнетка трясет его за плечо.

— Сеньор, — говорила она. — Князь Илья зовет вас к вечерней трапезе через час.

Девушка была юной и стройной, черноволосой, но голубоглазой и светлокожей. Семион оторвался от подушек и спросил ее:

— Откуда ты знаешь язык франков? Ты же сарацинка, если не ошибаюсь?

— Да, сеньор. Я сарацинка, так здесь говорят обо мне. Потому что я была в гареме шейха. Хотя мои предки из Лангедока на самом деле, а я родилась в христианском Леванте, была простой горожанкой, дочкой торговца тканями. Меня турки захватили, когда спалили город и замок сеньора Лидды. А через год рыцари освободили пленных, но меня продали, уже как сарацинку-невольницу, а купил князь Илья, чтобы услаждать гостей.

— И что же? Тебя это устраивает? Почему ты не пожаловалась местному епископу или королю? Ведь ты же христианка?

— Я отреклась от веры христовой под страхом смерти, когда нас захватили мусульмане. Потому и не жалуюсь я ни на что. Меня кормят очень хорошо, я ни в чем не нуждаюсь. Князь Илья очень добрый человек. У меня комнатка еще с одной девушкой в этом доме, а со своими обязанностями я справляюсь хорошо, вот увидите, сударь.

— Уверен, что ты с ними справляешься. Но сейчас не надо. Лучше налей мне выпить.

Она налила вина в чашу и проговорила, краснея:

— Князь Илья приказал, чтобы я прислуживала вам и грела вас ночью. Меня зовут Марго.

— Скажи, Марго, а много ли здесь других рыцарей? Я пока никого не встретил и мне это интересно. Ведь князь Илья собирает отряд. Ты знаешь, куда он собирается направиться?

Она покраснела.

— Хозяин не велит мне распространяться о его делах.

— Ладно, тогда иди по своим делам. Меня не интересует только то, что находится у тебя между ног, я хотел бы и просто поговорить, — вырвалась у него грубость, хотя Симеон прекрасно понимал, что девушка не виновата. Просто его сейчас действительно больше занимали планы Ильи, чем ее способности в постели.

— Сеньор желает видеть меня после трапезы? — спросила она, проглотив обиду.

— Ожидай меня в постели, — бросил он небрежно.

— Если так будет угодно вашей милости, — сказала она тихо, поклонилась и удалилась.

Когда он спустился в зал, снаружи уже стало совсем темно. Илья возлежал на обтянутой шелком тахте, поглощая фрукты с огромного блюда, стоящего на столике перед ним, и запивая белым вином. Его бычьи глаза сияли довольством.

На веранде две девушки играли на арфах красивую переливчатую мелодию.

— Проходи, присаживайся, мой друг, — Илья пригласил его движением руки, указывая на кресло рядом с тахтой.

Рыцарь уселся и налил себе вина из кувшина, стоящего на столике с фруктами, затем проговорил:

— Я что-то не встретил ни одного рыцаря из твоего отряда.

— Не встретил, конечно, потому что проспал большую часть дня. А сейчас они уже ушли отдыхать. Кстати, как тебе девушка? — осведомился Илья.

— Она сделала все хорошо, спасибо, — проговорил Симеон, подавив сильное желание высказать свое возмущение рабским положением несчастной Марго.

— Ну что ж, тогда пришло время кое-что обсудить за ужином, — Илья хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали слуги, несущие угощения.

— Я был у короля. Плохие новости. Неприятности в королевстве Иерусалимском. Аскалон пал, Хадера тоже, — сказал Илья.

— Акра далеко от Аскалона, — вставил Семион, насаживая жареное мясо на кончик ножа.

— Это так, — согласился Илья. — Но христианское королевство уже много лет балансирует на грани жизни и смерти. А действенной помощи из Европы все нет! Но это не главное, друг мой. Главное для меня сейчас — это прояснить, кто же ты такой на самом деле. И не утверждай, что ты бедный рыцарь. Я видел твою кольчугу и твой меч. Один такой клинок — это уже целое состояние. Толедский дамаскин, верно?

Маркиз Конти молча уставился в тарелку. Он обдумывал, что следует говорить и чего говорить не надо. Он опять вовремя не придал значения тому, что разговор шел на греческом, которым Симеон владел свободно.

— Ты правильно подумал, я не тот за кого себя выдаю, — наконец выдавил он.