Тимур Лукьянов - Кровь и песок (сборник)

— Но как же честь христианина? — недоумевал Карл.

Бенедикт сурово посмотрел на молодого рыцаря, затем произнес:

— Чести в Леванте давно уже нет, а есть лишь корысть. Ты об этом не знал, когда ехал сюда?

— И неужели вы, сир, служите барону Юберу только ради корысти? — спросил Карл.

— Отчасти и из-за корысти, — неожиданно легко признался Бенедикт, и добавил: — но все же больше из-за благодарности старику. Ведь сир Юбер, на самом деле добрый человек. Когда-то он выкупил меня из сарацинского плена. Тамплиеры отказались меня выкупать, а он выкупил.

Дальше ветеран и молодой рыцарь поехали молча.

Они обогнули очередную скалу, и взорам их открылось ущелье, перегороженное развалинами замка, из-под которых должен бы вытекать ручей, но сейчас в русле не было ни капли воды.

— Эй, куда едете? — вдруг окликнули их на арабском откуда-то из-за развалин.

Одновременно с этим окриком на склонах с обеих сторон появились несколько лучников в серых бурнусах.

Бенедикт поднял руки, показывая, что оружия у него нет, и прокричал по-арабски:

— Мы служим хозяину Вади-Кастла барону Юберу де Обри и хотим знать, почему пересох ручей.

Бородатый человек в зеленом бурнусе, таящийся до этого за руинами, вскарабкался на груду развалин и прокричал:

— Это больше не ваша вода. Как и все здесь не ваше. Убирайтесь в свой хлев, поедатели свиней!

— Что вы сделали с ручьем? Перегородили? Теперь по вашей вине в деревне от жажды страдают люди, и урожай погибает, — проигнорировав оскорбление, выкрикнул Бенедикт. Но чернобородый не ответил, а просто махнул рукой лучникам. Взвизгнули тетивы коротких сарацинских луков, и с десяток стрел разом рванулись в сторону рыцарей. Выезжая из замка, Карл и Бенедикт прихватили щиты, и, как оказалось, не зря. Четыре стрелы, пущенные с левого от рыцарей склона, вонзились в щит, едва Карл поднял его, пытаясь закрыться. Пятая стрела ударила в луку седла и отлетела. Сир Бенедикт не успевал перекинуть тяжелый щит на правую сторону, и, вместо этого, выхватил меч из ножен. Карл поразился, когда увидел, что все стрелы, летящие с правого склона, старый рыцарь отбил, крутанув свой длинный меч так стремительно, что на миг в раскаленном воздухе возник прохладный ветерок. «И как только он вытворяет такое?» — мелькнула мысль в голове Карла, пока он разворачивал своего тяжеловесного коня. Бенедикт на своем арабском боевом скакуне развернулся быстрее, и, прежде чем стрелки на склоне сделали следующий залп, рыцари, закинув щиты за спины и пригнувшись, пустили коней в галоп. Всадники благополучно миновали поворот и только за скалой перешли на спокойную рысь.

— Еле удрали, — сказал Карл.

— Похоже, это люди эмира Халеда, одного из наших соседей. В этот раз они хотели только напугать нас. Если бы собирались убить, то стреляли в наших коней, — проговорил Бенедикт.

— Но это же бесчестно! — возмутился молодой рыцарь. Бенедикт взглянул на него жестко и произнес:

— Ну, сколько тебе повторять, что нет чести в Леванте. Давно уже нет никакой чести. Запомни мои слова. Корысть правит здесь всем. И только она одна.

Всю дорогу через Средиземное море он пил и спал. Галера была небольшой, а каюта Семиона вмещала только его самого и его багаж, состоящий из двух седельных сумок. Капитан запретил ему даже высовываться на палубу, чтобы пассажира не смыло за борт. Сильная качка вызывала у Симеона рвоту. Напившись, он проваливался в тяжелый сон, и это на какое-то время спасало. Но, как только он снова начинал есть, все повторялось сначала.

— Вино — это кровь мира, — бормотал он, впадая в пьяное забытье. Его брат терпеть не мог напиваться, ну и что толку? Брат мертв. Его больше нет, и все думают, что это он, Симеон, убил своего старшего брата. Стрела попала брату прямо в глаз, а все знали о том, что лучше Симеона никто не стрелял из лука во всей Нарбоне. Все подозревали его, и, не имея возможности доказать свою невиновность, он вынужден был бежать.

В каюте не было окон, только в такт качке скрипели шпангоуты. Семион смутно замечал дни плавания по появлению юнги, которого исправно присылал капитан, чтобы вычистить каюту и принести еду, к которой пассажир почти не притрагивался и отдавал этому же юнге.

— Доброе сицилийское вино, — как-то сказал он мальчишке, вытаскивая пробку из глиняной бутыли, — напоминает мне об одном рыцаре, родом с Сицилии, которого я знал. Забавный был парень, пока его не проткнули копьем.