Михаил Ишков - Никола Тесла. Изобретатель тайн

Впервые за все время наших встреч потомки позволили себе намек, однако старик как будто не заметил его. Он скорбно пробормотал:

— Я знал… Я угадал, что добром не кончится… Надо было поточнее прицелиться и ударить по Восточной Якутии всей мощностью… К сожалению, была опасность, что от такого импульса земной шар расколется пополам.

Мы напряглись — неужели старик наконец-то поделится тайной всех наших нынешних бед, однако он вернулся к тайнам семьи Джонсонов.

— Скоро я привык к комплиментам, которыми Роберт и его жена Кэтрин щедро осыпали меня. Кто бы мог подумать, что я окажусь самым ярким экспонатом в ее коллекции, и это на фоне таких знаменитостей, как кандидат в мэры Нью-Йорка Теодор Рузвельт, Марк Твен, скульптор Огастес Сент Годенс, актриса Элеонора Дузе, натуралист Джон Мьюр, самый известный ученый того времени профессор Пикеринг, дирижер Бостонского симфонического оркестра месье Жерике, композитор и пианист Игнаций Падеревский, впоследствии избранный премьер-министром независимой Польши, трагедийный актер Джозеф Джефферсон и писатель Редьярд Киплинг? В этой компании я смотрелся как нельзя кстати.

Эти имена мало что говорили потомкам, разве что Теодор Рузвельт, позже избранный президентом Соединенных Штатов. Но мы прониклись, и, чтобы читатели в полной мере оценили заявление Теслы, автор берет на себя смелость сравнить это утверждение с приглашением кого-нибудь из наших современников на музыкальные вечера в Белый дом, на обеды к английской королеве, праздничные приемы в Елисейском дворце или на банкеты в Кремле.

Причем это должно быть в порядке вещей.

— Для Кэтрин я был больше чем мужчина. Я был личностью исторического значения, трофеем для показа подругам, живым символом ее женской неотразимости. Это была неутомимая художница в области человеческого общения, страсти одолевали ее. Восторг то и дело сменялся отчаянием, заботливость отчуждением, однако у нее, как и у меня, была искра. Я, как муха, попался в ее паутину, однако, поддавшись чарам, я не поддался ее воле. Она пыталась повелевать мною, как и Робертом, чьим жизненным уделом стало исполнение ее желаний.

После длинной паузы, вволю накурившись и проветрив комнату, он добавил:

— Даже самых неестественных…

После чего старик надменно замолчал.

Мы, потомки, переглянулись. Дальше этого двусмысленного заявления старик пойти не отважился, так что о конкретике можно забыть.

О лицемерный, забавно стыдливый XIX век!

Мы медленно потянулись кто к двери, кто к окну, чтобы выскользнуть через оставленную щель в наш родной, свободолюбивый, разучившийся краснеть XXI век.

Остановил нас окрик хозяина:

— Назад!!! Слушать и не перебивать! Изложить этот момент в той редакции, в которой я сейчас продиктую.

Ваше право, господин изобретатель! Насчет интима мы сами что-нибудь допишем. Роман все-таки не монография…

— Готовы?

Потомки кивнули.

— Когда Т. К. и Джонсон принесли стулья и мы расселись, Мартин принялся расписывать мои успехи в области овладения электрической энергией. Затем намекнул, что было бы неплохо, если бы в «Сенчури» появилась статья о его протеже.

Джонсон как истинный американец ни словом, ни взглядом не выказал особого интереса и предложил Мартину пообедать вместе.

— Почему бы не взять с собой этого мрачного венгра? — предложил он. — Ведь вы венгр? Нет? Жаль. О’кей, пошли в ресторан, там и поговорим насчет статьи.

«Мрачным венгром» меня окрестили досужие журналисты после выставки в Чикаго. В ресторане я попытался втолковать Джонсону, что я не венгр, а серб, и сравнительно веселый серб, если не красть у меня изобретения.

— Это неважно, — с американской простотой заявил хозяин кабинета. — Серб, венгр, главное — чтобы не Дракула.

Такого рода снисходительное пренебрежение составляет часть американской натуры, и не самую лучшую ее часть. Кстати, эта шутка была наименее американской из тех, с которыми мне пришлось столкнуться в Штатах.

Во время обеда мы разговорились, и я почувствовал симпатию к Джонсону. Я рассказал о встречах с сэром Уильямом Круксом и о его спиритических опытах. Мы с Мартином тут же получили приглашение на Рождество.

Старик надолго задумался.

— О чем это я? Ах да, о женщинах… Напишите так: «Удивительно, почему с женщинами, которые мне нравились, я никак не мог перейти к близости, в то время как со случайными знакомыми это происходило сплошь и рядом».

— Неправда, — возразил один из потомков.