Юрий Григ - Пусть умрёт

— Нет, так всё же нехорошо, они расстроятся. И вообще... это грабеж средь дела дня. Нужно дать им что-нибудь взамен.

— Ну, хорошо, если ты настаиваешь, мы пригласим знаменитого скульптора... как его? Забыл. Ну да ладно… Он поставит на ее место другую статую. Что-то вроде огромной бутылки колы, увенчанной таким же огромным гамбургером. Биг-Маком, например.

— Мысль неплохая. – Ей нравилось его дурачество, и она охотно принимала игру.

— Кока-кольные буквы он составит из барельефов нобелевских лауреатов, естественно, американцев, вперемежку с бейсбольными, футбольными и голливудскими звездами. А из пухлых боков выстреливают атлантисы, дискавери и другие шаттлы. Как тебе, а?

— Клёво! – она была в восторге.

— А что. Американцы обязательно дадут ему грин-карту. А Кока-Кола и Мак-Дональдс выпишут пожизненные ваучеры – бесплатно пить колу и лопать гамбургеры. Огромная экономия, если пересчитать на всю жизнь.

— Ладно, хватит умничать. Тебе понравился Нью-Йорк?

— Город в трех измерениях – в длину, ширину и высоту просматривается одинаково далеко.

— Американцы экспортируют идеи. Знаешь, когда я была в Шанхае… или в Сингапуре, не помню точно... неважно. Важно, что там небоскребы. Я тогда подумала: Манхэттен обветшал. А другие города – это новые манхэттены. Легче построить новый город, чем бесконечно ремонтировать старый. Знаешь, как в том анекдоте про мужика, который вместо того, чтобы отмыть детей, махнул рукой и решил наделать новых.

Он привез ей Статую Свободы. Купил за десятку в Бэттери-парке у чернокожего верзилы, торговца. Когда вернулся, в Москве лежал снег. Они вместе водрузили ее на белоснежный сугроб, который сами же и сгребли…

Итак, Максимову исполнилось сорок семь... или сорок два – неважно. Под свободным, зато удобным домашним костюмом угадывалось не только неплохое телосложение, что, как известно, дает бог, но и отличная форма, в которой это телосложение пребывало и которую могли дать только здоровый образ жизни, занятия спортом, умеренность в еде и тому подобные добродетели, являющиеся нынче популярными чаще на словах, чем на деле. К хорошей фигуре прилагалось приятное мужественное лицо и красивой формы череп. Умные глаза выдавали пытливый ум, а их блеск – живость психической конституции.

Чем, скажи, читатель, не заготовка, болванка, если можно так выразиться, для положительного героя?

Как таковому и подобает, был он красив душой и телом. Да иначе и быть не могло – трудно себе представить положительного героя, к примеру, хлипкого, бледного, с потухшими и, вдобавок, глупыми маленькими глазками на птичьей головке.

Обитал Максимов в квартире, которая некогда отпочковалась от необъятной коммуналки и превратилась в одну из полудюжины отдельных, как часто случалось в лихие девяностые. Да он практически и не менял места жительства. Напротив, путем чрезвычайно запутанной обменной комбинаторики и операций купли-продажи заново оказался в ней же, но теперь уже в статусе обладателя обособленной единицы недвижимости. И что самое важное – в историческом центре Москвы.

Потом наступил сезон ремонтов. Жильцы, осознавшие себя полноправными хозяевами квартир, привели худо-бедно в поря¬док свою собственную жилплощадь, а по завершении принялись и за места общего пользования – объединенными усилиями удалось подлатать шрамы, покрывавшие стены видавшего виды подъезда.

Этим бы всё и кончилось, но прошлое не отпускало, упорно цепляясь за свои замшелые стереотипы. Подъезд, в котором про-живал всю свою жизнь Максимов, обладал одной достопримечательностью мистического свойства, наверняка сыгравшей немаловажную роль в становлении мировоззрения нашего героя.

Угол! Угол на лестничном пролете между первым и вторым этажами, в который втиснулась батарея почтовых ящиков с прорезями беpгубых ртов, обладал удивительным качеством, выражающимся в исключительно стойком запахе человеческой мочи, не поддающимся уничтожению ни с помощью ветхозаветной хлорки, ни современнейшими антисептическими чудесами химической индустрии стран большой семерки. Подобно неистребимому кровавому пятну в замке Кентервиль, каждый день, едва забрезжит рассвет над златоглавой Москвой, он вновь благоухал свежей мочой, нагло бросая вызов героическим попыткам жителей злополучного подъезда применить накануне весь имеющийся в наличии противохимический потенциал.

Не помогла ни перестройка, ни переход от развитого социализма к зарождающемуся неокапитализму. Не помогла даже ликвидация пивной точки напротив, служившей в доперестроечные времена для жителей дома основной и единственной версией, своего рода causa causarum, объясняющей загадочный феномен. С фатальный неизбежностью заколдованный угол продолжал упрямо источать аммиачный аромат отходов процесса жизнедеятельности человеческого организма.