Давид Бергельсон - Отступление

Азриэл Пойзнер с нетерпением ждет, когда же она приедет — любым поездом. То и дело подходит к открытой двери, козырьком прикладывает ладонь ко лбу и всматривается: в дальнем конце улицы чернеет фаэтон, звенят колокольчики, рядом с извозчиком — дамская шляпка, но фаэтон сворачивает в переулок, легкая вуаль, мелькнув, исчезает с глаз. Мало того, в глубине магазина, в холодке, сидит приезжий студент, богатый родственник мадам Бромберг, курит папиросу за папиросой и не признается, кого ждет. Когда жена Азриэла Пойзнера заходит в магазин, студент мешает им поговорить. Жена Пойзнера, принарядившаяся, в гарусной шали, еще довольно молодая и красивая, стоит на пороге и вместе с мужем смотрит вдаль.

— Ну что? — спрашивает она.

Азриэл Пойзнер не отвечает, он задумался, на лице проступили морщины.

— Эй, ты! — вдруг бросает он старшему приказчику, который в почтительной позе застыл за прилавком. — Как там тебя?

— Йосеф, — отвечает приказчик.

— Да, Йосеф. Поди сюда. Встань за конторку, Йосеф.

А сам застегивает черный люстриновый кафтан и потихоньку спускается с крыльца. Идет неохотно, словно человек, который в жаркий будний день решил навестить знакомого, справляющего траур. Беспрестанно поглаживает бороду. Когда кого-нибудь встречает, смотрит искоса близко посаженными подслеповатыми глазами и никого не узнаёт, будто в чужом городе. Миновав площадь, обойдя ее по левой стороне, он спускается под гору, в старую часть города, к дальним бедным улочкам.

Там, в низине, на плохо вымощенной рыночной площади, готовятся к ярмарке, что будет через неделю после праздника Швуэс. Ларьки стоят где рядами, где вразброс, стучат молотки, навесы уже соорудили, и возле установленных прилавков разгружаются телеги. А день — жаркий и скучный, как жизнь самого старого города, как жизнь неудачника-меламеда [6] Меламед — учитель, преподающий детям основы иудаизма. , обучающего детей где-то здесь, в конце переулка. Слышно, как он повторяет с оборванными учениками древнюю, скучную главу Пятикнижия, которую читают после Пейсаха:

— «Вэим» — «и если», «бабаис» — «в дом», «юшив» — «вернется», «ифурах» — «и расцветет», «анега» — «чума», «вэим» — «и если…».

Молоток стучит, палатки растут, меламед повторяет. А мальчуган из хедера забыл обо всем на свете, уже не один час он торчит около свежесколоченных ларьков и глядит во все глаза: незнакомые приезжие девушки там, внутри, возятся с товаром — труженицы, такие проворные, с ловкими руками. Они едят не из тарелок, а из глиняных черепков, и улыбаются парням — то ли помощникам, то ли своим любимым.

Азриэл Пойзнер уже прошел через площадь и блуждает по переулкам. Девушки удивляются: они никогда его здесь не видели. Странно, зачем это он сюда пожаловал, да еще в будний день? Он останавливается и что-то спрашивает у одной из девушек. Та указывает ему на дом почтаря Зайнвла — наполовину дом, наполовину постоялый двор.

— Вот здесь он живет, — говорит девушка. — Вход с заднего крыльца.

Но ведь сейчас у почтаря Зайнвла никто не живет, кроме Прегера, заведующего талмуд-торой, который когда-то был влюблен в Хаву Пойзнер, а теперь, говорят, волочится за Хайкой, служанкой из заезжего дома, и обещает на ней жениться. «Всем назло — говорит — женится на ней».

Из дома почтаря доносится стук пестика о ступку. Жена Зайнвла, тощая, маленькая бездетница, сидит на полу, в холодке, возле дверей кухни, подальше от свежих куч конского навоза, который никогда не высыхает у ворот. Она толчет корицу для праздничной выпечки, а в доме, в одной из маленьких, прохладных боковых комнатушек, на жесткой кровати лежит Прегер. На нем широкая рубаха синего шелка и мягкие домашние туфли. Он отдыхает после изнурительного учительского труда в талмуд-торе. Прегер только что вернулся домой. Каждый день он без устали работает с тремя переполненными классами. Сегодня он сотворил чудо: показал второму учителю, как можно в последние жаркие дни перед летними каникулами увлечь учеников на занятиях. Мало того, он провел последнюю репетицию, подготовил учеников к вечеру в честь талмуд-торы, на котором они должны будут выступать. Сейчас Прегер, усталый и довольный, чувствует свою силу. Вся округа завидует ему из-за его талмуд-торы, вся округа помнит, как пять лет назад в Ракитное приехал Прегер, известный наглец, насмешник, острослов и ужасный безбожник. Может, он хорохорился и сам на себя наговаривал, что слишком привязан к бутылке, но, во всяком случае, пьяным его никогда не видели. Вскоре он перессорился со всеми крепкими хозяевами Ракитного и дал им понять, что они для него никто. Тремя пальцами он прижал к переносице пенсне и сказал им: