Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Османами не рождались, а становились, проходя через государственные школы, где учились всем нужным наукам, умению подчиняться и языку, столь высокопарному, что только сами османы были в состоянии на нем разговаривать. Этот язык мог великолепно выразить любой оттенок смысла, однако в нем не было слова для понятия «интересный». Забавный, поразительный, полезный, важный — эти качества османам были ведомы, но неопределенности они не признавали. Подобно тому как Вселенная была разделена на небо и землю, видимый мир был расколот на Дом мира, Дар уль-Ислам, и Дом войны, Дар уль-Харб. Властитель бескрайних горизонтов был одновременно султаном двух континентов, повелителем Черного и Белого (то есть Средиземного) морей, тенью Аллаха в этом мире и в следующем. Два вымышленных персонажа, Хусейн и Хасан, были призваны разъяснять османские законы. Любой человек мог прийти к имаму, сведущему в кораническом праве, и изложить ему какую-нибудь чисто гипотетическую юридическую коллизию, в которую были вовлечены Хусейн и Хасан. В зависимости от того, каким был ответ имама, фетва, истец решал, стоит ли обращаться в суд. В разгар войны с Персией великого муфтия спросили, можно ли приравнять убийство одного еретика к убийству семидесяти христиан, и тот, произведя надлежащие калькуляции, ответил, что можно. Османские поэты писали рифмованными двустишиями. Османский дом был разделен на гарем и селямлык (в конце XIX века в последнем воцарился европейский стиль, тогда как первый оставался оплотом восточного: в холле громоздились высокие стоячие часы, а во внутренних помещениях ходили в халатах и сидели на диванах). Подданные империи делились на райю, то есть пасомое стадо, и слуг государства; историки обычно четко разграничивают османскую власть на судебную — институт чисто мусульманский, и административную, опирающуюся на институт государственного рабства.

Однако Карагёзу и Хадживату нужен был третий участник для того, чтобы разыграть свою комедию: витающий в эмпиреях суфий, или буйный янычар, или стайка женщин, или франк. В XVIII столетии Дмитрий Кантемир, [38] Дмитрий Кантемир (1673–1723) принадлежал к грекоязычной аристократии Молдавии, он прибыл в Стамбул в возрасте пятнадцати лет и прожил там двадцать два года — то в своем дворце в Фетхийе, то на вилле в Ортакёе, на берегу Босфора, где он первым записал нотами турецкую музыку В 1710 г. он был назначен господарем Молдавии. Вскоре его мечты о независимости потерпели крах после поражения Петра Великого в Прутском походе; спасаясь от мести османов, Кантемир прятался в царской карете. Его преемником стал константинопольский грек-фанариот. Проживая в изгнании в России, Кантемир отнюдь не нуждался — ему было пожаловано пятьдесят деревень и пятьдесят тысяч крепостных душ, однако тосковал по Стамбулу. Заглушая ностальгию, он и писал в 1714–1716 гг. свою «Историю турок» — образцовую работу по этому вопросу вплоть до появления в XIX в. сочинения Хаммера. Книга, где история уподоблена дуге, у которой есть подъем и падение, была написана отчасти и для того, чтобы оправдать измену, совершенную ее автором. Чем ближе описываемые события к эпохе рассказчика, тем большее место в книге начинают занимать примечания, в которых Кантемир делится своими личными наблюдениями, соображениями и толкованиями, даже более интересными, чем основной текст. Впервые «История турок» была напечатана в Англии, где состоял послом сын автора; в скором времени появились переводы на другие европейские языки. Книгу Кантемира высоко ценил Вольтер, ее немецкое издание вышло с посвящением императрице Марии-Терезии. Ее цитировал Гиббон, к ней обращались Байрон и Шелли. писавший свое сочинение об истории Османского государства, уподобил ее параболе — дуге, ведущей от победы к поражению; на пути от расцвета империи к упадку семена неудач часто падали в землю в миг триумфа, а черты величия сохранялись и в унижении разгрома.

Изящный изгиб дуги не только проходил через всю историю Османской империи, но и охватывал любую сферу жизни османского общества. В XVI веке один посол, прибывший из Германии, был до того очарован сдержанной торжественностью османских одеяний, которые ниспадали изящными складками, подобно тогам древних, что стал опасаться выходить на улицу в своем пышном камзоле и обтягивающих лосинах. «Сквозь арки наших сабель, — торжествующе сообщал один паша, — враги низвергаются в пропасть поражения». Османы писали округлыми буквами, отращивали изогнутые усы и носили кривые сабли; символом их религии был полумесяц; их общественные бани и мечети были увенчаны куполами, а зачастую и сами были круглой формы; у красивой женщины (или юноши) брови могли быть только изогнутыми, словно два лука (еще лучше, если женщина покачивает бедрами, когда идет, — как гусыня, мечтательно вздыхали сербы). Говорят, османские строители никогда не пользовались отвесом. Янычары представляли собой регулярную армию, носили униформу и использовали военные оркестры задолго до того, когда о чем-либо подобном задумались на Западе. Однако они никогда не маршировали в ногу, поскольку дороги были для этого слишком неровны, и выработали особенную раскачивающуюся походку, похожую на походку манекенщицы или моряка.