Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

-Крышу я и сам починю,- говорит Захария и вдруг добавляет: - А плотника Иосифа я помню. Это он мне кровлю ставил. А плату не принял, вином взял. Давно это было. Годов тридцать назад. И мальчонка с ним был, помогал ему. Уж не вы ли, господин?

Иисус задумывается.

-Не помню, Захария. Мне моя жизнь кажется растянувшийся на тысячу лет, будто я при Моисее родился, а у дворца Соломона играл с детьми в камешки. Не понимаю, как люди говорят, что жизнь их была короткой. А тебе, Захария, твоя жизнь кажется короткой?

- Нет, господин. Долгая жизнь, очень долгая.

Глядя на этого высушенного жизнью, жилистого, как виноградная лоза, человека, на его смиренный, равнодушный лик можно подумать, что он и вовсе живет со времен Адама.

-Тебе сколько лет? - спрашивает Петр.

-Не знаю, господин. Давно уж перестал считать.

-Когда ты родился, кто царем в Израиле был? - подсказывает Матфей.

-А сейчас кто?

-Сейчас римляне.

-Кажись, и тогда они были.

-Не может быть, старик. Даже я родился при царе Архелае, а ты подавно, - мягко объясняет мытарь.

-Не помню, господин, - равнодушно соглашается садовник. - Знаю только, что и тогда было трудно, как и сейчас. Римлян-то я никогда не видел. Но трудно было всегда. Нет, жизнь очень долгая. И конца не видно.

-Будет конец, Захария, - произносит Иисус. - Скоро будет конец нашей усталости. И тебя, и меня ждет покой.

-Хорошее это будет время, - соглашается Захария. - Одно беспокойство от этой жизни. Хорошо человеку упокоится от своих дел.

-Именно так! Великую мудрость ты в себе хранишь, Захария. Скоро, старче, скоро и ты, и я получим свободу.

Впервые на лице старого садовника, от которого всю жизнь чего-то хотели и требовали, появляется улыбка.

-Должно быть, господин, хорошо в твоем Царстве, - счастливо произносит он.

-Очень хорошо, старче! - Иисус готов расплакаться. Он быстро смахивает слезу рукавом и чуть дрогнувшим голосом говорит: - Спасибо тебе, Захария.

-Я ведь нечего для тебя не сделал, господин. Вино у меня только есть. А больше угостить нечем, - оправдывается тот.

-Спасибо, старче, - повторяет Иисус и опять смахивает слезу.

Садовник догадывается, что его благодарят не за хлеб, но за что - он не может понять. И никто ему не хочет объяснить это.

Иисус становится умиротворенно печальным и уже не хочет есть даже тот кусок хлеба, что лежит перед ним.

-Учитель, ты бы поел, - заботливо говорит Петр.

-У меня сегодня другая пища. А вы ешьте. - Он берет свою долю и протягивает Андрею. - Возьми.

-Нет, учитель.

-Я не хочу, а тебе нужно. Ешь.

Рыбак виновато принимает хлеб. К окаменевшему сыру никто не притрагивается. Скудный ужин съедается быстро. Но если Иисусу с Иудой при их бродячей жизни не впервые обходиться малым, а для Захарии жизнь впроголодь – норма, то у могучих рыбаков, привыкших есть досыта, хлеб с изюмом только разжигает аппетит.

Братья уходят спать во двор с пустыми животами.

-Нужно было взять с собой еды в Кане, - ворчит Андрей, - не пришлось бы теперь спать голодными.

-Остальным не лучше.

-Это так. Но есть-то хочется.

-Брат, мы с тобой пошли не ради сытой жизни, - терпеливо отвечает Петр, укладываясь на вязанках срезанной лозы.

-И не ради голода. Завтра куплю головку сыра и буду носить с собою. Когда окажемся в такой глухомани, как эта, будет, чем унять голод.

-Нужно терпеть. Иисус терпит, и мы должны терпеть.

-Зачем терпеть голод? Какая в том польза? Голодный злее сытого и думает об одном, что ему поесть. Учиться хорошо на сытый желудок. Тогда и думы в голову идут.

-Молитвой и постом, сказал учитель, изгоняется сей бес.

-Как же голодом победить голод? Разве дьявола можно изгнать дьяволом?

-Ах, брат, надоел! Причитаешь, как моя жена!

Андрей обиженно замолкает. Нехорошо Петр ушел из дома. Но он-то чем виноват? Больше они не говорят, лишь вязанки веток хрустят под их крупными телами.

На рассвете Иоанн с Иаковым покидают отчий дом. Сон в родной комнате, где трещинки на стенах привычно напоминают причудливые фигуры и лица, а запах детства никогда не выветривается, особенно крепок. И юноши, съедая завтрак, все еще зевают. Мать благословляет сыновей на их великое дело в Иерусалиме. Возможно, скоро они будут восседать в Каменном зале Синедриона, где плиты отшлифованы как зеркала. Ее муж Зеведей рассказывал ей об этом тронном зале высшей власти Израиля с трепетом мелкого чиновника, которому никогда не сидеть там. И вот сыны его отправляются на завоевание этих мест справа и слева от Мессии - Царя Иудейского. Ее муж на небесах должен быть доволен, глядя сверху на своих отпрысков - фарисеев.