Нора Лофтс - Королева в услужении

— Скажу, — ответил де Ранкон. — Непременно скажу.

Кончилась осень, наступила зима. В этом году никто не уделял особого внимания празднованию Рождества: было слишком много других проблем, над которыми приходилось ломать голову.

Вскоре после Рождества аббат Бернар, который страстно проповедовал крестовый поход среди германских князей, вернулся в Париж и имел серьезный разговор с капелланом Одо — единственным человеком на всем белом свете, с которым он мог говорить не таясь и ничего не скрывая.

— Ходят слухи, — сказал аббат, — что королева объявила о своем намерении участвовать в крестовом походе. Вы что-нибудь слышали об этом?

— До меня доходили и слухи, и их опровержения, — ответил Одо. — В Аквитании в это верят, в Париже отрицают. В ваше отсутствие, господин аббат, я держался поближе к королю, как вы и советовали, и когда эти разговоры достигли ушей его величества, я прямо спросил, соответствуют ли они действительности или нет? И он сказал: «Это только ее фантазии. Когда наступит решающий момент, королева поймет, что путь слишком долог и тяжел для женщины. А пока, — заметил король с несвойственной ему рассудительностью, — вера в ее участие подстегивает романтически настроенных рыцарей Аквитании и Пуату». Больше я не касался данного вопроса, не имея от вас соответствующих инструкций на этот счет. Ведь вы покинули Францию до того, как она объявила о своем решении.

— И здесь вы, как всегда, поступили мудро. Воины Аквитании должны собраться и принять обет крестоносцев. В то же время королева ни под каким видом не должна сопровождать короля в Палестину. Правитель Антиохии — ее дядя. Король, как вам известно, легко поддается чужому влиянию, и скоро войском христиан станет командовать князь Антиохский — очень светский человек. Если сарацины потерпят поражение, он припишет себе все заслуги, а это сведет на нет наши многолетние усилия, Одо.

Бернар прервал свою речь, и запавшие глаза на его бледном, изможденном лице засветились фанатизмом, который появлялся всякий раз, когда он читал проповедь.

— Этот крестовый поход, — продолжал аббат, — должен превратиться в триумф христианской веры, а не в торжество Раймонда Антиохского, который в своем попустительстве дошел до того, что позволяет у себя в городе стоять мусульманским мечетям, а христианским рыцарям вступать в брак с нечестивыми сарацинками. Подумать только, Одо!

Голос старого священника дрожал от неподдельного негодования и отвращения.

— Ужасно! — сказал менее потрясенный Одо и, чуть поколебавшись, добавил: — Но если королева будет настаивать?

— Мы не должны ставить короля в трудное положение, — ответил Бернар. — Он еще молод, а она действительно очень красива и умеет убеждать. Однако мне кажется, все можно устроить и без него. Я объявлю во всеуслышание, что ни одной женщине не будет разрешено участвовать в крестовом походе. Я заявлю — и это сущая правда, — что в прошлом многие армии терпели неудачу, потому что воины брали с собой в поход своих жен, дочерей, возлюбленных, которые мешали продвижению, порождали ссоры, заболевали в пути и перегружали обозы своими вещами. В этом крестовом походе не будет ни одной женщины, запрет распространяется и на королеву Франции.

— А как же насчет прачек? — поинтересовался практичный Одо. — Еще ни в одном войске не водился обычай, чтобы боевые рыцари сами стирали свое нижнее белье.

— На этот раз им придется… — легкая улыбка на мгновение мелькнула в запавших глазах. — Если я сделаю исключение для прачек, королева почти наверняка заявит, что готова стирать… и сдержит слово. Она, я уверен, в состоянии добиться успеха в любом деле, и было бы замечательно, если б она занялась тем, чем пристало заниматься только женщине. Как бы то ни было…

И вот в конце великого поста 1146 года, когда крестоносцы собрались в Везеле, чтобы получить благословение аббата и принять из его рук белые кресты, освященные папой римским, рыцари Аквитании, сбившись в кучу, пребывали в состоянии разброда и растерянности. Многие месяцы Джеффри де Ранкон клялся, что герцогиня лично поведет их в крестовый поход, а затем в последние недели Бернар де Клерво объявил, что ни одна женщина — любого звания и положения — не пойдет с армией. Некоторые аквитанцы, заразившись всеобщим энтузиазмом, который охватил христианский Запад, сказали, что раз уж они вооружились и покинули родные места, то отправятся в поход, независимо от того, будет ли в нем участвовать Альенора или нет, но эти были в меньшинстве. Большинство же, не доверяя королю Франции, хотя он и являлся формально их сеньором, заявили, сдабривая свои слова замысловатыми ругательствами, что, если королева останется в Париже, они вернутся домой. Джеффри де Ранкон, уставший от многочисленных вопросов и упреков, которыми осыпали его прибывавшие в лагерь один за другим аквитанские феодалы, откликнувшиеся на его призыв участвовать в походе, направился, в конце концов, к шатру королевы, чтобы переговорить с ней.