Александр Дюма - Маркиза де Бренвилье

Тем не менее столько смертей в одном семействе не только удручают сердце, но и ужасают разум. Смерть вовсе не злобна, она просто-напросто слепа и глуха; общество, разумеется, поразило, с каким ожесточением она уничтожала всех, кто носил фамилию д'Обре. Однако никто не заподозрил подлинных виновников, никто не обратил на них взгляд, расследование не было предпринято; маркиза надела траур по братьям, Сент-Круа продолжал бешено сорить деньгами, и все шло заведенным чередом.

В это же время Сент-Круа свел знакомство с Сен-Лораном, тем самым, чью должность так жаждал, но не мог получить Пенотье, и установил с ним весьма тесные отношения; метр Пенотье в этот же промежуток унаследовал от Лезека, своего тестя, умершего, когда никто этого не ожидал, огромнейшие средства и должность второго казначея Лангедока, но тем не менее он столь же алчно стремился получить место сборщика податей духовенства. И тут на помощь ему пришел случай: г-н Сен-Лоран тяжело заболел через несколько дней, после того как по рекомендации Сент-Круа взял себе нового слугу по имени Жорж, и болезнь его сопровождалась теми же симптомами, что были отмечены у отца и сыновей д'Обре, с одной лишь разницей — она протекала гораздо стремительней и все кончилось за сутки. Как и все д'Обре, г-н де Сен-Л оран умер в страшных мучениях. В тот день его навестило одно из должностных лиц верховного суда; он потребовал, чтобы ему самым подробным образом рассказали о смерти друга, о симптомах и течении болезни, после чего в присутствии слуг объявил нотариусу, что надобно произвести вскрытие трупа. Через час после этого Жорж исчез, никому не сказав ни слова и даже не потребовав жалованья. Подозрения усилились, но и на этот раз они были весьма неопределенными. Вскрытие показало общие нарушения, которые вовсе не обязательно могли быть вызваны действием яда; единственно, внутренние органы, не успевшие воспалиться, как это было у гг. д'Обре, оказались испещренными красными точками, похожими на блошиные укусы.

В июне 1669 года Пенотье получил должность, принадлежавшую де Сен-Лорану.

Однако подозрения вдовы не только не рассеялись, но даже превратились почти в уверенность после бегства Жоржа. Вскоре одно обстоятельство подкрепило ее подозрения и совершенно убедило в том, что дело нечисто. Некий аббат, один из друзей покойного, знавший обстоятельства исчезновения Жоржа, спустя несколько дней после смерти Сен-Лорана повстречался с беглым слугой на улице Каменщиков неподалеку от Сорбонны; они оба шли по одной стороне, и в это время всю улочку загородил проезжавший воз с сеном. Жорж поднял голову, увидел аббата, узнал в нем друга своего бывшего хозяина, нырнул, с риском быть раздавленным, под телегу, перебрался на другую сторону и исчез, испугавшись человека, одним своим видом напомнившего ему о совершенном преступлении и преисполнившего его страхом наказания.

Г-жа де Сен-Лоран подала жалобу на Жоржа, но все поиски оказались тщетными; найти его не смогли.

Тем временем слухи об этих странных, необъяснимых, внезапных смертях поползли по Парижу, возбуждая ужас. Сент-Круа, как всегда элегантный и блистательный, слышал разговоры о них в салонах, которые посещал, и ощутил беспокойство. Разумеется, никому еще и в голову не приходило заподозрить его, но тем не менее принять меры предосторожности было нелишне. Сент-Круа стал подумывать, как создать себе такое положение, которое поставило бы его выше подобных страхов. Вскоре должна была открыться вакансия на должность при дворе, стоила она сто тысяч экю; у Сент-Круа, как мы уже упоминали, не было никаких явных доходов, тем не менее пошли толки, что он намеревается купить ее.

Чтобы договориться насчет этого с Пенотье, Сент-Круа обратился к посредничеству Бельгиза. Однако возникли некоторые трудности со стороны Пенотье. Сумма была весьма значительная, в Сент-Круа Пенотье более не нуждался: он получил уже все наследства, на какие мог рассчитывать, и потому попытался убедить Сент-Круа отказаться от своего замысла.

Вот что писал по этому поводу Сент-Круа Бельгизу:

«Неужели, мой дорогой, вас нужно снова увещевать в пользу дела, которое столь же замечательно, важно и значительно, как и другое, небезызвестное вам, и которое может нам обоим дать спокойствие до конца жизни? У меня создается впечатление, что тут или мутит воду дьявол, или вы не желаете хорошенько подумать. Так подумайте же, дорогой, прошу вас, выверните мое предложение наизнанку, считайте его самой дурной уловкой на свете, и все равно вы увидите, что должны исполнить мою просьбу из тех соображений, что я все продумал для вашей же безопасности, потому как тут наши интересы сходятся. Словом, дорогой мой, прошу вас, помогите мне и можете быть уверены в моей бесконечной признательности; никогда в жизни вы не сделаете ничего более полезного и для себя, и для меня. Вы сами это прекрасно знаете, ибо я уже говорил вам об этом с той сердечной откровенностью, с какой не стал бы говорить даже с родным братом. Если можешь прийти сегодня после обеда, я буду дома, или жду тебя завтра утром в известном тебе месте по соседству, а нет — сам приду к тебе, это как ты пожелаешь. Сердечно и всецело твой».