Борис Васильев - Ольга, королева русов. Вещий Олег

— Мы — купцы маленькие, на хозяина работаем. Послал о сделке договориться.

— Двоих? Без проводников? Пешком?

— Я же говорю, заплутались мы…

Хальвард и сам заплутался, поскольку из группы вышел тонкий стройный подросток и сейчас в упор разглядывал его. «Я их знаю, — вдруг почему-то со страхом подумал Хальвард. — Где-то видел. Где? Надо говорить, говорить, славяне доверчивы…»

— Здравствуй, боярин Хальвард, — . девичьим голосом сказал подросток, но в голосе этом звучало злое торжество.

«Инегельда! — с опозданием сообразил Хальвард. — А это — Урмень. Но почему вместе? Почему здесь, в глуши?…»

— Молодец, — улыбнулся Урмень. — Я и глазам поверить не мог.

— На доброго ловца и зверь бежит, — усмехнулся Одинец.

— Я рад, что ты исполнил мое повеление, княжич Урмень, — вдруг привычным властным тоном произнес Хальвард. — Я не ошибся, поручив тебе найти убийцу Берсира. Я тайно иду к конунгу Олегу…

— Пришел уже, — с улыбкой промолвил Одинец, и все рассмеялись.

— Ты оскорбил моего отца князя Воислава, и я поклялся ему, что расквитаюсь с тобой, — сурово ответил Урмень. — Только в отличие от тебя я не убиваю безоружных. Меч боярину!

— Мой отец немолод, изранен в боях и устал! — гневно крикнул Безымянный. — Ты будешь биться со мной, лесной разбойник, если не хочешь, чтобы над тобою смеялись женщины!

— Я — женщина, мой княжич, — холодно улыбнулась Инегельда. — Ты покончишь с сыном, а я — с отцом, и мы одновременно исполним свои клятвы.

Хальвард и вправду очень уморился шагать целыми днями без дорог, считанные часы забываться в тяжелом сне и есть всухомятку. Он вяло отмахивался мечом, Инегельда быстро загнала его на обрыв ниже брода и удачным выпадом сбросила в воду, откуда Хальвард уже не вынырнул. Сын защищался яростно и умело, но и у него недостало сил долго сдерживать медвежий натиск Урменя. Почувствовав, что дыхание сорвано, а меч с каждым замахом делается все тяжелее, он открылся сам. И Урмень, оценив его мужество, ударил в сердце. Ватага бурно ликовала, а княжич, обняв жену, вздохнул:

— Я исполнил клятву, а радости во мне нет.

— Мне кажется, они искали смерти, мой княжич. — Инегельда тоже вздохнула. — Мы просто помогли им найти ее.

Конный разъезд новгородской стражи перехватил Ратимила на дороге. Он шел к Новгороду открыто, не таясь и не озираясь по сторонам. Шел уверенно, будто по своей земле, но стражники все же окликнули его, поскольку неизвестный им человек был вооружен.

— Эй, варяг! Стой!..

Ратимил остановился, равнодушно глядя на скачущих к нему всадников.

— Кто таков?

— Дружинник князя Господина Великого Новгорода Рюрика.

— Куда идешь?

— В Городище.

— Откуда?

— Издалека.

— Зачем?

— Иду доложить своему конунгу, а вашему князю Рюрику, что исполнил его повеление.

— Какое повеление?

Ратимил снял с плеча суму, открыл ее, сунул под нос старшему. Тому, кто задавал вопросы. Старший заглянул, сразу отпрянул. Поморщился:

— Вонища.

Голова Клеста была просолена, подкопчена и проветрена, но дух от нее шел весьма тяжелый.

— Это — Клест. Он предал моего конунга. Новгородцы тихо совещались. Они получили приказ задерживать варягов Рюрика, идущих из города. Но этот шел в город, тащил вонючую голову, и препятствовать ему смысла вроде бы не имелось.

— Ну, ступай. Обрадуй князя Рюрика.

Ратимил равнодушно повесил суму на плечо, неторопливо зашагал по грязной дороге.

— Копченую голову несет… — Старший брезгливо передернул плечами.

— А по виду — чистый славянин, — заметил второй стражник.

— Славяне — они тоже разные. Может, этот убил кого и у варягов спрятался. Там сброду хватает. Вот если он оглянется…

Но Ратимил не оглянулся. Оглядывается тот, кто опасается, а коли опасается, так чего, собственно? Вот пусть палач и расспросит… И он продолжал идти тем же спокойным размеренным шагом.

Остановила его стража варягов на подходе к убежищу Рюрика, но Ратимила это уже не беспокоило. У него был ключ, отпиравший двери конунга. И он сунул этот ключ страже под нос.

— Ну и вонь!..

— Вот и доложи конунгу, что унюхал.

Пока посланец отсутствовал, у Ратимила отобрали оружие. К этому он был готов, но то, что бдительная стража изъяла даже засапожный нож, его озадачило. Он затеял все это опасное дело с целью исполнить данную самому себе клятву, но во исполнение ее необходимо было пролить кровь. Иной способ лишить Рюрика жизни был недопустим: клятва превращалась в убийство.