Александр Дюма - Юрбен Грандье

Все произошло так, как предсказал исповедник, и по Лудену пошла добрая слава о святом человеке, который денно и нощно молится об избавлении бедных урсулинок.

Итак, в монастыре все уже успокоились, когда произошли описанные нами события и Миньон, Дютибо, Менюо, Меиье и Баро, проиграв процесс на суде архиепископа Бордосского и оказавшись под угрозой того, что Грандье подаст на них в суд как на обманщиков и клеветников, собрались, чтобы дать отпор этому человеку с несгибаемой волей, которому ничего не стоило их погубить, если они не погубят его сами.

Результатом этого собрания оказался поползший по городу странный слух: дескать, привидения, изгнанные святым исповедником, вернулись, но уже в невидимой и неосязаемой форме, и поведение и слова многих монахинь свидетельствуют о том, что они одержимы. Об этих слухах сообщили Миньону, который, вместо того чтобы их опровергнуть, лишь возводил очи горе и твердил, что Господь, разумеется, велик и милостив, но и сатана весьма ловок, особенно когда ему помогают посредством человеческой лженауки, что зовется магией; еще, мол, ничего не ясно относительно того, вселился бес в монахинь или нет, и помочь установить истину может лишь время.

Нетрудно догадаться, как повлиял такой ответ на умы, расположенные к восприятию самых необыкновенных выдумок. Дав побродить слухам и несколько месяцев ничем их не подпитывая, Миньон отправился к кюре церкви Сен-Жак в Шиноне и, заявив ему, что дела в монастыре урсулинок принимают такой оборот, что он уже не может взять на себя одного ответственность за спасение несчастных монахинь, пригласил его посетить монастырь вместе с ним. Кюре, которого звали Пьером Барре, был человеком, подходящим во всех смыслах для дела, задуманного Миньоном: экзальтированный, мечтательный меланхолик, он был готов на все, чтобы подтвердить репутацию человека аскетической и святой жизни. Желая с самого начала придать своему посещению торжественность, подобающую в столь серьезных обстоятельствах, он отправился в Луден пешком, во главе процессии своих прихожан; ему хотелось наделать побольше блеска и шума — и совершенно напрасно: город пришел бы в волнение и без этого.

Миньон и Барре направились в монастырь, а верующие разбрелись по окрестным церквям, дабы помолиться за успешное изгнание дьявола. После шестичасового пребывания с монахинями Барре вышел и объявил своим прихожанам, что они могут возвращаться в Шинон, а он станется в Лудене, поскольку обязан помочь достопочтенному исповеднику урсулинок в его святом предприятии, после чего посоветовал пастве молиться утром и вечером как можно усерднее, чтобы дело Господа восторжествовало в этом, весьма трудном случае.

Поскольку этот совет не сопровождался никакими объяснениями, всеобщее любопытство только усугубилось: все начали поговаривать, что дьявол вселился не в нескольких, а во всех монахинь монастыря. Что же до личности чародея, повинного в этом, то люди стали открыто утверждать, будто сатана, привлеченный гордыней Юрбена Грандье, заключил с ним договор и сделал его самым ученым человеком в мире, а тот взамен продал свою душу; знания Юрбена и впрямь настолько превосходили уровень среднего жителя Лудена, что, когда читаешь об этом, порой даже трудно поверить. Впрочем, кое-кто из горожан, слыша все эти нелепости, лишь пожимал плечами и улыбался над абсурдными обрядами, поскольку видел в них лишь смешную сторону.

Миньон и Барре дней десять продолжали посещать монастырь, задерживаясь там когда на четыре, когда на шесть часов, а однажды пробыли целый день; наконец в понедельник 11 октября 1632 года они вызвали письмами кюре из Венье, луденского бальи г-на Гийома Серизе де Лагериньера и гражданского судью Луи Шове, дабы те явились в монастырь урсулок, осмотрели двух монахинь, одержимых дьяволом, и засвидетельствовали странные, почти невероятные проявления этого недуга. Вызванные таким манером, двое судейских не сочли возможным уклониться; впрочем, они разделяли всеобщее любопытство и были не прочь посмотреть собственными глазами на источник слухов, уже некоторое время круживших по городу. Поэтому они отправились в монастырь, дабы присутствовать при изгнании дьявола и дать на это свое дозволение, если они сочтут, что монахини действительно одержимы, либо прекратить комедию, если увидят, что все это выдумки. У дверей монастыря они встретили Миньона в стихаре и епитрахили, который сообщил, что на протяжении двух недель урсулинок терзали призраки и жуткие видения, а мать настоятельница и две другие монахини недели полторы были одержимы злым духом, который в конце концов удалось изгнать из их тел, — это сделали он сам, Барре, и несколько кармелитов [15] Кармелиты — монашеский орден, по преданию, основанный пророком Илиею. Ведет свое начало, вероятно, от Св. Бертольда Калабрийского (1072–1187), основавшего около 1156 г. общину отшельников у источника св. Илии наг. Кармиле в Палестине. , предложивших свою помощь в деле борьбы с общим врагом. Однако в ночь на воскресенье и в самое воскресенье настоятельница Жанна де Бельфиель и сестра-белица по имени Жанна Дюманьу снова почувствовали беспокойство и были одержимы тем же духом. Изгоняя его, Миньон выяснил, что дух вселился в монахинь согласно новому договору, символ которого — букет роз, тогда как символом первого соглашения с дьяволом были три черных шипа; кроме того, добавил Миньон, сначала духи всячески отказывались назвать свои имена, но в конце концов, благодаря его умелым действиям, тот, что вселился в мать-настоятельницу, вынужден был признаться, что его зовут Астарот, один из самых заклятых врагов Господа; дух же, вселившийся в белицу, — дьявол более низкого ранга, и имя ему — Сабулон. Но к сожалению, добавил Миньон, сейчас одержимые отдыхают, так что бальи и судье придется прийти в другой раз. Судейские чиновники собрались было удалиться, но тут прибежала монахиня и сообщила, что бесноватые снова забеспокоились. Тогда бальи и судья вместе с Миньоном и кюре из Венье поднялись в спальню с высокими потолками, в которой стояло семь узких кроватей, но заняты были только две из них: на одной лежала настоятельница, на другой — сестра-белица. Поскольку случай у настоятельницы был более серьезный, у ее постели стояло множество кармелиток и монахинь, а также Матюрен Руссо, священник и каноник церкви Святого Креста, и Манури, городской хирург.