Андрей Степаненко - Еретик

В дверях, под охраной рослых гвардейцев Теодора стояли все ее дети.

Симон рванулся к Царице Цариц всем существом, и наемники разлетались в стороны, словно мальчишки под ударами никем не опоенного медведя.

— Елена!!! Не-ет!!!

Он уже чувствовал, что не успевает. И ровно в тот миг, когда все, кто хищно шевелился вокруг Нее, отвалились и остались где-то за спиной, он увидел, что опоздал.

— Елена… — упал он на колени.

Его жена, его Царица Цариц, перепачканная кровью, как в тот день, когда он развернул еще теплую, пахнущую свежениной шкуру красного быка, теперь, с так и не выношенным сыном внутри, уже отходила.

— Елена… — приподнял и уложил ее голову на свои колени Симон.

Ее сияние задрожало, а затем, словно зарница, вспыхнуло, на мгновение озарив площадь, и погасло.

Симон поднял голову и обвел мир вокруг непонимающим взглядом. Здесь же, в трех-четырех шагах от него армяне спиной к спине с аравитянами рубили заморских убийц, и мелкие брызги крови летели ему в лицо. Чуть дальше тянулись залитые оранжевым светом пожаров улицы, и он чуял и запах сгорающего домашнего скарба, и запах горелой человечины. В сиреневом утреннем небе, прямо над горизонтом в очередной раз восходила похожая на лампаду звезда. Но чувства реальности не было — так, словно все это было неживым.

— Вы убили мать всего человечества… — внятно обвинил Симон.

Человечество молчало.

— Вы убили — внутри Нее — вашего Спасителя…

Спасаемые рубились — каждый за то, во что верил.

— Бог так и не родился. Пророчества не сбылись. Это конец.

И в тот же миг небеса озарились пронзительно ярким оранжевым светом, и горизонт на севере вспыхнул.

Симон поднял голову и за мгновение до того, как далекий удар дошел да Кархедона, увидел, что все небо вокруг звезды-лампады покрыто огненными нитями «божьих стрел».

Сыновей Мартины начали кастрировать здесь же, при ней.

— Валентин! — билась она в руках гвардейцев, — ты же Аршакуни! Где ты потерял свою честь?!

Полководец резко развернулся и выбежал, а Ираклонаса, императора Византии и любимого сына первого правителя всей Ойкумены Ираклия уже схватили со всех сторон четверо или пятеро человек. Теодор не собирался оставлять законных наследников на их законном месте.

— Не-ет!

И почти сразу же пришла очередь совсем еще маленьких Давида и Маринуса.

— Будь ты проклят, Теодор! — прорыдала Мартина, — будь проклята…

— Язык!!! — заорал Теодор, — язык режьте!..

Он хорошо понимал силу и неотвратимость материнского проклятия. И Мартину тут же повалили на каменный пол и кинжалом разжали зубы.

— Будь проклята… — задергала она головой, — вся эта… Визан… ти… я…

И в тот же миг в окнах полыхнуло оранжевым, а цветные дворцовые витражи ухнули и осыпали пол сверкающей крошкой.

Гонцов от халифа было двое, и Амр уже видел, как трудно им сказать хоть что-нибудь.

— Давайте документы, — протянул руку Амр, — я знаю, что там…

Вид у посланников был крайне смущенный.

— Ты больше не правитель Египта, Амр, — отважился один из них и протянул бумаги.

— Тоже мне — владыки судеб… — недобро хохотнул Зубайр в адрес тех, кто выслал этот указ. — Уж если кто и правитель, так это Амр!

Амр, прося тишины, поднял руку, быстро пробежал глазами — одно за другим — все три послания и кивнул.

— Я готов. А где мои преемники? Где хотя бы Абдаллах бин Сад? Кому дела сдавать?

— Они прибудут позже, — смутился гонец.

Амр улыбнулся.

— Все, как и ожидалось. Я уже смещен, а преемника еще нет. Кстати, а когда вы обратно поедете?

— Да, прямо сейчас, — отозвался гонец.

— Отлично, — кивнул Амр, — я тут подарки приготовил… детям Аиши. Завезете?

Гонцы переглянулись.

— Что такое? — поднял брови Амр. — Вам же по пути?

— Так… это…

— Ну? — насторожился Амр. — Что еще?

Гонцы, один за другим опустили глаза. Но Амр ждал, и не ответить ему было немыслимо.

— Нет у Аиши больше детей… — с трудом выдавил один.

— Как так — больше нет? — не понял Амр. — Что значит…

Он двинулся вперед, но пошатнулся и ухватился за центральный столб шатра. В глазах помутилось.

— Ты хочешь, сказать, что Абдаллах сын Мухаммада…

— И Абдаллах… — помрачнел гонец, — и все остальные.

— У Мухаммада больше нет потомства, — тихо добавил второй гонец.

Стало так тихо, что было слышно, как далеко-далеко, где-то у Нила кричит погонщик скота, и хлопает его гибкий бич.