Андрей Степаненко - Еретик

— Какая она?

— Могу показать, — встал Кифа.

— Нет-нет, не надо, — выставил белые ладони вперед Мартин.

— Но она здесь, со мной, — упрямо сдвинул брови Кифа и толкнул дверь, — заведите ее!

Мартин открыл рот, а в следующий миг Елена зашла.

— Ты?! Мартин?! — опешила Царица Цариц.

Кифа непонимающе глянул на Елену, но та смотрела только на Мартина. А тот глотал воздух распахнутым ртом и отмахивался полной белой рукой.

— Уведите, — приказал Кифа.

Он уже понял, что лучше было Мартина послушать. А тем временем тот с трудом перевел дух и уставился на него.

— Ты заслужил наказание.

Кифа молча склонил голову.

— Поэтому именно ты ее и убьешь, — произнес Мартин.

— Как? — поднял взгляд Кифа. — Почему? Что…

— Елена уже не нужна.

Это было сказано так внятно и однозначно, что до Кифы дошло сразу. В глазах у него помутилось.

— Но почему? — хрипло выдавил он.

Мартин коротко и как-то зло хохотнул.

— Папа Иоанн пришел к выводу, что любая империя будет для нас чересчур опасна. У нас должна быть одна империя — Римская Католическая Церковь, — Мартин нетрезво рассмеялся, — но… в царстве педерастов женщины ни к чему.

Кифа стиснул зубы. Елена была в его руках, но вся польза от нее утекала сквозь пальцы, как песок. Он кивнул, развернулся, чтобы выйти и… все-таки обернулся.

— Но ведь я выполнил обещанное. Что с моей наградой?

Мартин поднял брови вверх и рассмеялся.

— Будет тебе награда, Кифа, будет! Все, как тебе обещали.

— Я стану основателем Церкви? — уточнил Кифа. — Первым Папой под тем именем, какое я указал?

— Станешь, — уверенно кивнул Мартин. — Архивы Империи в наших руках, так что я тебя даже Иеговой сделать могу.

Он булькнул, рассмеялся над этой своей удачной шуткой, а потом расхохотался — в голос, взахлеб, до истерики.

Коронация Констанса II, десятилетнего сына Грегории и покойного Костаса проходила в храме Святой Софии, и Мартина следила за каждой деталью сложного и длительного ритуала с вниманием загнанной в угол волчицы. Только этот десятилетний мальчик обеспечивал ей поддержку родичей снохи Грегории.

«Или уже нет?»

Родичи снохи имели собственные амбиции, да и конфликтовать со всем Сенатом из-за нее они, пожалуй, не станут. А тем временем Валентин Аршакуни шел в Константинополь, а подписавший капитуляцию Александрии Теодор должен был прибыть вот-вот, может быть сегодня или завтра. Лично для нее такая концентрация войск в столице не означала ничего хорошего.

— Где он? — вполголоса спросила она подошедшего для доклада секретаря.

— Аршакуни уже в нескольких часах от города, — так же вполголоса ответил секретарь, — будет в Константинополе к ночи.

Мартина поджала губы. Валентина можно было переманить на свою сторону за деньги, но она понятия не имела, сколько он запросит.

«Да, и Теодор…»

Этот всеми обойденный и всеми обиженный принц ненавидел всех, кто чуть успешнее его — за собственную вечную неуспешность. Поэтому его следовало опасаться даже больше, чем Аршакуни.

Вокруг оживились, и Мартина распрямилась. Пятнадцатилетний император Ираклонас прилюдно обнимал своего племянника и соправителя, десятилетнего императора Констанса II. Значит, вот-вот должна была начаться коронация третьего императора — трехлетнего сына Мартины Давида-Тиберия.

Его подвели к патриарху, и Мартина замерла. Однако Давид-Тиберий вел себя с пониманием всей важности момента: послушно подставил голову на помазание, с любопытством осмотрел и поцеловал патриарший крест и лишь спустя четверть часа, уже в короне, принялся вертеться и ковырять пальцем в носу.

На таком «трехглавом» правлении — Ираклонас, Констанс и Давид-Тиберий настоял Сенат, не желавший нарушать сложившейся расстановки политических сил внутри патрицианской верхушки. Однако Мартина не слишком верила в стойкость подобных союзов; она лучше многих понимала, что судьбу империи решат всего два разговора — с Аршакуни, и с Теодором. И она вовсе не была уверена, что эти разговоры вообще состоятся.

А уже вечером, по завершении утомительной процедуры чествования и знакомства юных императоров с сенаторами, она получила первый тревожный знак.

— На патриарха Пирра напали, — принес новость задыхающийся от бега монашек. — Прямо в храме святой Софии.

— Патриарх жив?

Монашек кивнул.

— Успели отбить.

Посыл тех, кто стоял за напавшими на самого терпимого иерарха Церкви, был предельно ясен: никаких компромиссов.