Андрей Степаненко - Еретик

— Симона убить при первом удобном случае! — приказал Мартин. — Елену доставить мне!

И вот тогда Кифа улыбнулся — нагло и требовательно.

— А как же — я? Папа выполнит данное слово?

— Какое? — насторожился Мартин.

— Он обещал за ее поимку все, что ни пожелает поймавший… разумеется, кроме тиары, — аккуратно напомнил монах.

Мартин прищурился.

— И чего ты хочешь?

Кифа столь смиренно склонил голову, что его тонзура нависла прямо над полулежащим Мартином, и выглядела она вызывающе непристойно.

— Я хочу войти в историю Церкви первым Папой Римским, святой отец…

— Кем-кем? — не понял Мартин.

— Основателем. Самым первым… разумеется, после Спасителя.

Мартин непонимающе моргнул и булькнул смехом.

— Каким таким основателем? Ты что, Писаний не читал? У Иисуса одних учеников было семьдесят два человека!

— Мне все равно, сколько у него было учеников, — упрямо поджал губы монах. — Я хочу стать любимым. И я хочу, чтобы все написанные мной поучения вошли в Святое Писание.

Мартин снова булькнул смехом и не выдержал — расхохотался, от души.

— Но зачем тебе это?! Какая польза? Проси епископат! Тебе дадут…

Монах побледнел и стиснул зубы.

— Мне не нужны сокровища земные. Я хочу, чтобы мое имя было столь же великим, как имя Спасителя, и всегда стояло рядом с Ним.

Похоже было, что он решил это для себя всерьез.

Мартин вздохнул, посерьезнел, не без труда сел, отдышался, встал и, опираясь на плечо Кифы, подошел к окну. Там бушевал невиданный для Египта ветер.

После того, как Мартин, уже познавший сладость любви, попросил о кастрации, для него сокровища земные тоже утратили сладость. Да, этот способ оказался лучшим, чтобы стать невидимкой для ищеек Ираклия и тогдашнего Папы. Мартина, знавшего о Царице Цариц почти все, ищейки просто перестали замечать. И хотя он быстро обнаружил, что достичь восторгов любви можно и с мужчиной, с тех самых пор ему каждую ночь снились только женщины… только они.

— Значит, Кифа, ты хочешь славы? — пробормотал он.

— Вселенской славы, — поправил его монах.

Мартин понимающе кивнул. С тех самых пор, он тоже думал только о славе, лишь о ней. Ибо ничем, кроме вселенских размеров славы, нельзя было затушить бушующего внутри него пламени позора — тоже вселенских размеров.

«Надо же… амхарец жив…»

По иронии судьбы Мартин — все последние годы — курировал поиски остатков секты, к которой когда-то принадлежал сам. Последний — Филоксен, по донесению Кифы, был уничтожен где-то рядом с Верхним Мемфисом. Ну, а с амхарца и с его товарища, как следовало из архивных записей, солдаты империи сняли кожу лет пятнадцать назад на Кипре.

«Неужели это ошибка?»

— Этот Симон… ты сказал, что он опасен. Насколько?

— Очень, — тихо отозвался Кифа. — Когда я видел его в последний раз, он делал такое, что не всякому пророку по плечу.

Мартин понимающе хмыкнул. Он хорошо помнил, как Досифей метнул заточенный посох в то место, где он, как и все остальные, видел Симона. Вот только амхарца там уже не оказалось.

— Ладно, — кивнул он, — хочешь быть самым любимым учеником Спасителя, будешь. Имя себе уже выбрал?

— Петр, — глотнул Кифа. — Я подписываю свои размышления и поучения именно так.

Мартин улыбнулся. Как и всякий кастрат, Кифа более всего мечтал стать мужчиной [84] Петр — буквальный перевод — член, имя близкое к именам фаллических божеств Пер, Перун. «Камень» — еще одна из дефиниций имени Петр, происходит от ритуальных каменных фаллосов. , хотя бы в человеческой памяти.

— Зачем тебе это, Кифа? — отечески взял он монаха за шею. — Мужчины проиграли, едва Адам предал Еву. Я тебе говорю, не пройдет и тридцати лет, и миром будем править мы, кастраты. И знаешь, почему?

— Почему? — глухо спросил агент.

«Как там сказала Мартина? — вдруг вспомнил Мартин. — Что взять с педераста?..»

— Потому что мы — и есть тот самый гностический Герм-Афродит из древних преданий: и мужчина, и женщина одновременно. Только мы понимаем и тех, и других. Только мы знаем все их тайные желания, — Мартин улыбнулся. — Они и подумать еще не решились, а мы уже знаем. Именно поэтому мы всегда на шаг впереди всех остальных.

Кифа опешил.

— Ты хочешь сказать, что миром будут править педерасты?

— Только так, — покровительственно похлопал своего лучшего агента по затылку Мартин, — только так.

Симон пробовал войти в Елену каждые два-три часа. И каждый раз это оканчивалось ничем.