Владимир Корнев - Датский король

Асанов, боясь нарушить хрупкую гармонию, которая чувствовалась и на расстоянии, не стал подходить близко к собравшимся, к могиле, но снова потревожил сторожа, тот как раз спешил туда с огромным букетом благоухающих южных роз:

— Постой-ка! Что же — и это виденье, этот «гений чистой красоты» — тоже дар того самого благотворителя?

— Нет, ваше высокоблагородие, вернее сказать, не совсем так. Пожертвовал он только те пятнадцать статуй, ну, что я вам уже показывал, а здесь история отдельная. Эта, видать, ему особенно дорогая была — он ее на продажу выставил, а Дирекция Императорских театров сочла своим долгом, купила. Говорят, щедро заплатили, так ведь и есть за что. Произведенье-то, так сказать, совсем не простое, а весьма примечательное! Тут чудо — не чудо, а не иначе Промысл, чего земным умом не осилить — и наука вроде, и материя высшая, так сказать, — старик многозначительно посмотрел на небо. — Вообще-то, господа офицеры, здесь балерина похоронена. Да что я объясняю — и так видать! Ну, скажу я вам, знаменитая балерина была, самого Мариинского театра, как говорится, первая ножка, русский балет за рубежами представляла в наилучшем виде-с! — но уж третий год, как умерла. Вот ведь тоже — молодая, жить бы еще да танцевать, тонкие вкусы тешить, ан Господу-то виднее — прибрал на небеса. Известно: лучшие из нас Ему там нужны, а я, к примеру, старый, и пользы от меня с гулькин нос, да, видно, нагрешил много в жизни, за то и копчу Божий свет… Ну-с вот, судари, с тех пор, как ее похоронили, велено мне приносить сюда самые свежие цветы. Прямо из-за границы доставляют — курьерским ли, а может, морем, того не знаю, но каждое утро они уже в кладбищенской конторе: розы, правда, наши — крымские, что ли? — от Эйлерса и будто только с куста, а мимозы и фиалки, да еще каллы — воронки такие желтоватые, знаете, небось? — это мне доподлинно известно — из самой Франции. Бывают и орхидеи — те вовсе из колоний. Слыхал я, богатый поклонник, кажется, в Америке (в Соединенных Штатах то есть), дорогущую картину продал и средства определил на эти ежедневные букеты к ногам покойницы. Красиво, ничего не скажешь! Но чудо, оно ведь в другом, судари мои. Статуя из какого-то мудреного сплава отлита: погода на нее удивительно действует, особенно наша, петербургская — изменчивая, прямо как на цветок, что ли? То похолодает, то тепло вдруг, солнце из-за тучи, глядишь, покажется, а сплав чувствительный к воздушным переменам, потому балерина вроде как шевелится, положения меняет — голову поднять может или, наоборот, совсем лицо спрячет, руки, бывает, двигаются, а то вдруг возьмет, изогнется вся, будто ей танцевать невтерпеж! Я иногда и думаю: душа на небесах танцует, трепещет, а статуе невидимые какие токи передаются! Верно ли, господин полковник?

Асанов в ответ мог лишь пожать плечами: когда-то, в корпусе, он, разумеется, изучал основы естественных наук, но это было давно, да и не настолько глубоко, чтобы разбираться в сложных вопросах строения вещества и неведомых пластических экспериментах.

— Ток — явление сугубо физическое, любезнейший. А когда речь идет о чуде (вы ведь сами говорили), никакой физикой его не объяснишь.

— Да разве ж я спорю? Просто узнать хотел, как образованному человеку мое разумение покажется: не свихнулся ли старик. Ну, значит, и верно — не в технике здесь дело! А земля слухом полнится, как говорится. потому народу могилки никогда не убывает. Приходят сюда старые и малые, и господа, и попроще люд. Верят, что место святое. Пророческое, так сказать. Иногда часами простаивают: все ждут, когда статуя повернется, да как, да куда рукой укажет, а после толкуют, что бы это значило. Если еще и голову поднимет, то, значит, знак чрезвычайно важный: нужно успеть угадать, что у нее во взгляде — доброе знамение или жди несчастья (но ее вообще-то благой заступницей считают). Записок с просьбами здесь столько собираю — целые вороха порой! Я их не читаю, худого не подумайте, и батюшке тоже боязно отдавать — он считает за суеверие, но я свое придумал — сжигаю их за алтарем, с молитвой, когда не видит никто, — получается с уважением, вроде как она сама прочла… Много по России несчастья-то, так к ней горемыки, паломники разные даже из дальних губерний частенько со своими бедами приезжают. Случается, и помогает — по вере, видать, воздается…

Тут унтер, не вытерпев, с чувством заметил:

— Так точно! Вся жисть наша ею держится, отец, с ней и помирать не страшно! Кто не верует — дрянь человек, шалопут, и кончает плохо.