Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

— И мне не поется… Уезжаю я из России. Документы оформил, билет в кармане. Все, осталось попрощаться.

— Куда же ты поедешь? — спросил Аристарх Павлович.

— В Италию… контракт заключил на три года.

— Через три года вернешься, — успокоил Аристарх Павлович.

Веденников выпил, тоскливо полюбовался граненым стеклом старинного бокала.

— Утешаюсь этим… Да знаю ведь — не вернусь. Что толку себя обманывать?.. Как только понял, что не вернусь, — будто дорогу назад отрезал. Хожу теперь как по чужой земле. Мое и не мое… Не уехал еще, а меня как будто уж нет здесь. Отрезанный ломоть…

— Что за нужда-то такая?

Похоже, гость действительно решил напиться — налил бокал коньяку, ахнул залпом, в одиночку.

— Нужда какая?… Петь хочу. Во сне снится — пою. А дома не нужен стал. Стыдно и признаться… И знаешь, чего боюсь? Боюсь, там не запою. Выйду на сцену, а у меня затык…. Тоже снится: дирижер подает начало — я рот разинул и молчу. Страшный сон.

Валентина Ильинишна принесла магнитофон, видимо заранее приготовленный, поставила на каминную полку.

— Повеселить вас хочу, — сказала она. — Оставайтесь тут вдвоем и слушайте.

Она ткнула кнопку, подхватила жаровню с грибами и понесла в столовую. В доме теперь готовили сами: Надежда Александровна после девятого дня уехала домой..

— Гори, гори, моя звезда, — запел Аристарх Павлович из магнитофонных динамиков. — Звезда любви, приветная…

Он встал и выключил магнитофон.

— Дай послушать! — хмельным голосом попросил Веденников. — Хорошо поет…

— Звезда любви, звезда волшебная, — подхватил Аристарх Павлович, сдерживая буйство возмущенной души. — Звезда прошедших лучших дней. Ты будешь вечно незабвенная в душе измученной моей!

… Распятый Колокольный дуб стоял как приговоренный в ожидании казни. Вокруг суетились люди — разматывали шланги, готовили отбойные молотки, между деревьев рычал и шипел мощный компрессор.

Долбить начали в пять молотков и довольно легко сковырнули верхнюю выветрелую корку бетона. Дальше пошла звенящая твердыня с синеватым отливом: немецкий цемент с годами лишь крепчал. Стальные жала вышибали пыль да мелкий щебень. Упорства хватило часа на три, после чего заглушили компрессор и уставшие мужики с дрожащими руками сели на долгий перекур.

В полной тишине неожиданно послышался глухой сдавленный вздох, исходящий от Колокольного дуба. Его слышали все, кто в тот час находился с ним рядом, но одни посчитали, что это прослабилась тросовая растяжка, другие решили, что от внутреннего напряжения лопается бетонный башмак. Через несколько минут вздох повторился, причем был отчетливее прежнего и напоминал вздох измученного человека:

— О-о-ох…

Веденников первым подошел к бетонному постаменту, иссеченному молотками, приложился ухом и замер; за ним один по одному подошли остальные, так что едва хватило места. Слушали с затаенным в глазах детским испугом и любопытством.

Только рабочие оставались поодаль, лежали на земле и курили.

После третьего вздоха уже не было сомнений в происхождении звука, ибо все, кто слушал, одновременно отпрянули от дерева.

— Умирает!

— Да нет, оживает!

После перекура двое рабочих забрались на постамент и начали долбить сверху, трое других прогрызали в бетоне щель, надеясь таким образом ослабить одну стенку башмака: если есть внутреннее напряжение, то бетон должно разорвать в самом тонком месте. Еще часа три в дизельном реве и грохоте отбойных молотков не было слышно даже собственного голоса. Рабочих подменяли на ходу, давая передышку, — долбили, кому не лень, кто в силах был удержать тяжелый вибрирующий инструмент. Улучив момент, меньшие Ерашовы — Колька с Мишкой взялись было вдвоем за молоток: один давил на ручку, другой поддерживал цилиндр. Кряхтели, пыжились, орали друг на друга, пока Аристарх Павлович не отнял у них инструмент и не отогнал от дерева.

Едва заглушили компрессор, все бросились слушать дыхание, однако Колокольный дуб замолчал. Вместо вздохов теперь всем чудился далекий глухой стук, похожий на биение крови в ушах. Ходили вокруг постамента, ползали на коленях у самой земли и забирались на башмак, чтобы послушать само дерево, пока кто-то не заметил в бетоне растущую на глазах, рваную трещину.

— Бегите! Бегите!

Все разбежались под соседние деревья, и через мгновение бетонная глыба зашевелилась и, раздвоившись, стала медленно разваливаться в разные стороны.

— Ура! — закричали Колька с Мишкой.