Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

— Полина Михайловна!..

— Прости меня, Аннушка, прости, голубушка, — бабушка Полина коснулась ее лица. — Я долго терпела, Алешу ждала… Думала, Веру дождусь, да видно… Погоди! Вот, чуть не забыла! Конец света — это не смерть, это размягчение мозга. Человеческий мозг снова становится жидким. Конец света — это обращение в хаос. Люди будут жить, но так, как живет трава, деревья, животные… Земное притяжение ослабеет, Аннушка! У Земли появился новый спутник — Черная планета. Она невидима. За одну мою жизнь люди снова стали легко летать, быстро ездить… Земля их не притягивает больше, и человек теряет образ и подобие Божье… Надолго свадьбу не откладывайте и девятого дня не ждите.

— Полина Михайловна! — Аннушка сжала ее руки. — Не умирайте! Как же мы!..

— Да поздно уж, милая, прости, — улыбнулась бабушка Полина. — Вон уж лебеди за мной прилетели!

— Где… лебеди?

— Вон же, вон! — она указала слабой рукой на озеро. — Белые лебеди, красивая пара… Это за мной.

Аннушка обернулась к озеру, но на воде было чисто, лишь легкая рябь серебрилась под ветерком…

Обернулась всего лишь на мгновение. А бабушки Полины уже не стало.

После смерти бабушки Полины что-то сломалось в жизни. Это понимали все, но никак не обсуждали, не спорили, а молча вынашивали в себе, стараясь разобраться в одиночку, ибо всякое обсуждение, всякий спор вызвал бы громкие разговоры. При покойниках же принято было говорить полушепотом…

Откладывалась свадьба на неопределенный срок, рушились планы, собираемые гости приезжали не на торжество, а на траур, вместо радости испытывали горе либо просто неудобство, неловкость, жалость.

Но не это было главное…

Сломались незримые часы, и стрелки их трагически замерли, показывая одно и то же время в любое время суток. И никто не мог вновь запустить их — часы были исправны и пружина заведена. Мир оставался прежним, ничего не разрушилось, не обвалилось, не погасло, но откуда-то появилась сосущая, звенящая пустота. Никто из Ерашовых не успел привыкнуть, привязаться к бабушке Полине настолько, чтобы переживать ее смерть глубоко, чтобы печаль могла вызвать чувство безысходной утраты; неподвижная, сморщенная старушка все время как бы оставалась чужой, и оживление родственной связи еще лишь намечалось. Пока она существовала сама по себе и связывалась с Ерашовыми только памятью о прошлом. Даже не домом, который был еще не обжит, не привычен и чужеват. И дело было не в кровном родстве, которого, например, ни Аннушка, ни Аристарх Павлович не имели, но ощущали ту же пустоту и отрешенность от жизни.

И скорбь эта была неожиданной для всех. Никто не предполагал, что смерть бабушки Полины так сильно заденет душу В первый же день, вечером, откуда-то явился пасынок Николая Николаевича Безручкина, Шило, нескладный, большеголовый парень. Вошел в комнату, где на столе, еще без гроба, лежала покойная, посмотрел от порога и вдруг заплакал в голос, не по-мужски. Будто не веря, что она мертвая. Шило гладил сложенные на груди руки, ревел и приговаривал:

— И правда… руки холодные…

В тот же вечер приехала сестра Вера, никогда не видевшая бабушку Полину и знавшая о ней от Алексея. Ошеломленная тем, что свадьба откладывается на неопределенный срок, уставшая с дороги, она вошла, чтобы только глянуть на покойную — так, для приличия, — и осталась возле бабушки Полины до глубокой ночи.

Долгие годы одинокая, заброшенная, никому на свете не нужная старуха после смерти вдруг начала притягивать людей и удерживать возле себя в неведомом магнитном поле. Она ничем не была знаменита, кроме того, что считалась самой старой жительницей города и несколько лет назад власти вручили ей по этому поводу дурацкий сувенир — хрустальный винный рог. А еще прислали бумагу, что она жертва сталинского террора и теперь полностью реабилитирована.

Возле покойной просидели до полуночи. Олег же стоял в изголовье и читал Псалтырь, найденную в библиотеке бабушки Полины. Он преобразился, словно раньше никак не вписываясь в обыденную жизнь, сейчас нашел себе достойное применение. Он читал ясно, распевно, с вдохновением и тем самым как бы усиливал скорбь, витавшую вокруг покойной. И в его вдохновении не было ни фальши, ни лжи, он исполнял обряд, который знал один из всех, и как-то само собой заменил старшего Ерашова, обязанного по возрасту организовывать похороны. Алексей ему подчинился без слов, поскольку имел представление лишь о военных похоронах, где были цинковые ящики, а в боевых условиях и вовсе мешки из металлизированного полиэтилена, и абсолютно не знал, как обряжать в последний путь родственников. За полночь Олег попросил всех идти отдыхать, и его послушались, разбрелись по комнатам. Осталась Аннушка и вместе с ней Кирилл, однако Олег прервал чтение и каким-то чужим голосом сказал: