Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

— Пятнадцать штук!

— Поехали!

Кирилл сел в машину на заднее сиденье и, пока ехали к вокзалу, смотрел по сторонам — все было чисто. Эти двое в плащах исчезли. По пути к Дендрарию Кирилл стал представлять, как сейчас войдет в дом и как все ошалеют от неожиданности. Эдакая картина «Не ждали»! Он ехал без предупреждения — не хотел, чтобы лишние люди знали о времени приезда. Кирилл уже совсем успокоился, но тут заметил, что водитель-частник как-то уж очень внимательно поглядывает на него через зеркало заднего обзора. А однажды под красным светофором обернулся к нему вполоборота и, пока ждали зеленого, смотрел с каким-то пристальным прищуром. На улице быстро темнело, к тому же поднятый воротник скрывал половину лица, и разглядеть Кирилла было не просто. И все-таки он сидел настороженный, отворачивался в окно. Возле Дендрария машина остановилась, шофер взял деньги и вдруг спросил:

— Ты где, здесь живешь-то?

— В лесу, — бросил Кирилл и вышел из машины. Она же отъехала к автобусной остановке и там прочно стала: то ли решил посмотреть, куда пойдет Кирилл, то ли ждал новых пассажиров. На всякий случай Кирилл двинулся к девятиэтажкам и там постоял за углом, пока пустой «жигуленок» не умчался в город.

Дендрарий оглушил его ором воронья, кроны деревьев с редкими листьями шевелились от множества птиц; они взлетали и садились, сгибая ветви, снова взлетали и садились, будто исполняя замысловатый, необъяснимый ритуал. Сначала Кириллу показалось, что пошел тяжелый дождь со снегом — застучало по шляпе, по плечам, мазнуло по лицу. Он не успел понять, что это, как неожиданно раздался сухой, приглушенный выстрел и десятки тысяч крыльев одновременно ударили воздух. Небо словно взорвалось, и неведомая ударная волна опрокинула его на землю.

— Не хочу! — закричал он, уползая под дерево. — Нет! Не хочу! Ничего не было… Не было! Я ничего не помню…

Его затрясло, и чтобы сладить с собой, он обхватил ствол дерева, с остервенением, до боли в мышцах обнял его, тем самым как бы стискивая непослушное сознание, забормотал тупо и клятвенно:

— Все забыл. Ничего не помню… Ничего не было. Я все забыл. Я не пошел. Я остался в поле. Ведь я же остался в поле, в соломе… Это они пошли, а я остался…

Он уже не слышал вороньего крика. Усилием воли он задавил в себе память и заставил себя думать о том, как хорошо было лежать в куче преющей соломы среди холмистого убранного поля…

Танковая колонна остановилась в трех километрах от Кольцевой дороги. Зарево от ночной Москвы разливалось вполнеба и, словно огромный костер, слепило танкистов; ночь казалась темнее, и все ближние предметы растворялись во мраке либо принимали причудливые очертания. Была команда машины не покидать, и потому, чтобы убить время, Кирилл включил прибор ночного видения. Тепловое и световое излучение от огромного города, зеленовато-мерцающее в приборе, резало глаза. Казалось, впереди пылает гигантский пожар, отблески которого лучами пронизывают небо до самого космоса. Эту феерическую картину завершал шевелящийся волнами зеленый нимб, раскинувшийся от горизонта до горизонта. Он то блистал, вскипая радужными пузырями, то прорезывался черными столбами, напоминавшими дым. Ослепнув от этого зрелища, Кирилл развернул прибор в темноту полей. Тут, как на негативной пленке, четко вырисовывались кучи соломы, деревья, кустарники, можно было различить даже следы от колес на взгорке и мелкую насечку стерни на земле Среди этой умиротворяющей, скрытой от простого человеческого глаза ночной природы он увидел какие-то округлые предметы, испускающие яркий свет Будто в темном поле, на маленьком пятачке горят сразу пять костров, пять странных огней, едва касаясь земли, раздуваются слегка вытянутыми вверх шарами и затем обращаются в один тонкий луч, вертикально уходящий в небо. Кирилл повел прибором по лучу — он заканчивался звездой, совершенно правильной геометрической формы. Восьмиконечная звезда неподвижно стояла над полем, и луч, и эти огненные шары — все было словно нарисовано на детском рисунке.

Кирилл откинул люк и, высунувшись по пояс над броней, стал смотреть в поле, туда, где ему привиделись огни Тьма казалась непроницаемой, в глазах плясали зеленые зайчики от прибора, и лишь привыкнув к темноте, он различил на фоне белесого сжатого поля те самые округлые предметы, стоящие неподалеку от дороги и очень напоминавшие пышные кроны молодых берез. Ни под деревьями, ни подле них ничего не было такого, что могло бы давать сильное тепловое излучение: ни костра, ни дыма, ни отраженного света… Он снова глянул в прибор — кроны берез сияли ослепительным светом и рвались в небо, как воздушные шары на нитках.