Федор Зарин-Несвицкий - За чужую свободу

На мгновение ошеломленный, отец Никифор пришел в себя…

– А – а, – угрожающе прошептал он, – от меня так не уходят.

И он сделал шаг к ней.

– Не подходи, – снова крикнула Ирина, протягивая руки, – я задушу тебя…

– Кричи – тебя не услышат…

В полумраке комнаты страшным пятном белело лицо Никифора, и на этом лице фосфорическим светом горели расширившиеся глаза…

В последний раз Ирина бросила безнадежный взгляд на угол, где горела лампада, словно ожидая поддержки и помощи, как она привыкла с детства в минуты огорчений обращать свои глаза всегда в тот угол, где перед иконой теплилась лампада. Но в этом доме икон не было…

«Боже, спаси!» – пронеслось в ее душе…

И вдруг что‑то блеснуло ей в глаза… И она увидела на маленьком столике под лампадой поднос с бутылкой вина, плоды и рядом с ними небольшой ножик.

Одним прыжком она очутилась у стола и схватила тупой, но с острым концом фруктовый нож.

– Не подходи, – снова повторила она с поднятой рукой.

Но Никифор уже ничего не видел. Он бросился к ней и сжал ее железными руками.

– Оставь, – задыхаясь, твердила она, – оставь…

И, почти теряя сознание, она с размаху опустила нож на плечо Никифора, около шеи.

Его руки разжались… Он выпрямился, потом пошатнулся и с хриплым криком: «Сюда! Убили!..» – упал на пол.

Ирина стояла как окаменевшая. Она видела, как на белом хитоне Никифора у правого плеча появилось темное пятно, как оно расползалось звездой… Ее тошнило… голова ее кружилась. Но мысль быстро, лихорадочно работала… Позвать на помощь… Но кого? Этих обезумевших людей?.. Нет, нет! Бежать, бежать скорей из этого проклятого дома, от этого трупа, от этих криков и воя!..

Никифор лежал неподвижно… только легкое хрипенье показывало, что он еще жив.

Необычайная энергия, пробуждающаяся в минуты особого потрясения у самых слабых людей, овладела Ириной.

Твердой рукой она открыла задвижку, распахнула тяжелую дверь и вышла в коридор. Дикие выкрики неслись к ней, и снова ужас овладел ею. Она побежала. Словно тайный инстинкт указывал ей верный путь. Она вбежала в комнату, где лежали шубы. Не помня себя, она накинула свою шубку, нашла шапочку, раскрыла дверь и побежала, среди сугробов снега, по узкой тропинке к калитке.

Только выбежав на пустынную просеку, княгиня овладела собою. Куда идти? Она не знала. Она оглянулась по сторонам. Вдали у забора виднелись экипажи. Внезапная мысль овладела ею.

– Не надо показывать, что я бежала, – решила княгиня.

Она остановилась, перевела дух, надела как следует шубку и, собравшись с силами, уверенно направилась к экипажам.

Подойдя, она громко крикнула:

– Карета княгини Напраксиной.

Из ряда экипажей тотчас выехала карета.

– Ты отвезешь меня домой, на Набережную, и вернешься за княгиней, – так приказала она.

Кучер, узнавший ее, ответил:

– Пожалуйте, ваше сиятельство.

Только в карете Ирина почувствовала необыкновенную слабость. Силы ее покинули. Она в ужасе забилась в угол кареты. «Убийца! Убийца!» – словно кричал ей в уши чей‑то голос, звучавший как тяжелый колокол.

Убийца! Вечно проклятая! Никто не смоет этой темной кровавой звезды на белом хитоне. Она застонала и закрыла глаза. Мысли вихрем кружились в ее голове. Левон, старый князь… позор… суд… Все кончено. Не лучше ли умереть! О, с какой радостью она умерла бы сейчас. Но разве она так виновата. Разве она могла поступить иначе… Еще сейчас при мысли о его поцелуе ненависть наполняла ее душу, и она с отвращением вытирала и терла почти до крови свои губы, и ей казалось, что никогда, никогда не сотрет она грязных следов проклятого поцелуя… А что там? Как найдут его труп? Как завтра весь Петербург узнает, кто убийца?..

Кучер торопился, и лошади неслись…

Вот и темный маленький дворец…

Спрятаться, убежать.

Карета остановилась. Княгиня выскочила из кареты. Не считая дала кучеру горсть каких‑то монет и, гонимая ужасом, бросилась в подъезд.

Когда Лев Кириллович вернулся домой, оживленный и возбужденный своими разговорами с шевалье и Новиковым, первым вопросом его было: дома ли княгиня?

К его удивлению, ему ответили, что ее сиятельство уехали. Это поразило его. Он так привык, что последние дни княгиня безвыходно сидела дома. А теперь тем более, ввиду его близкого отъезда, он думал, что княгиня будет избегать выездов. Он уже забыл о своем решении избегать встреч с княгиней до отъезда и с эгоизмом влюбленного негодовал на нее.