Бетси Шидфар - Абу Нувас

Не помня себя от страха и отвращения, мальчик бросился бежать, и в это время услышал громкий топот, свист плетей и неистовые вопли. Увидев, что находится возле помоста, он нырнул под толстые брёвна, из которых был сколочен помост, и притаился там. Сквозь щель в брёвнах он увидел, как по площади скачут крупные откормленные кони стражников. Стражники размахивали плетьми и с размаху опускали их на плечи и головы дерущихся. Кони топтали упавших, но всадники скакали по площади, не разбирая дороги. Драка прекратилась, люди спасались, разбегаясь по окружающим улицам, а стражники преследовали их до тех пор, пока улицы не становились такими узкими, что кони не могли протиснуться дальше.

Наступила тишина. Площадь была усеяна телами, в пыли краснела кровь. Хасан мог выйти, но боялся, что стражники вернутся и заберут его вместе с теми, которых они увели, связав им руки за спиной. Еще он боялся встретить своего нового знакомого. Тот может потребовать у него «добычу», а Хасан не сможет дать ему ничего, и тогда Исмаил вместе со своим учителем побьют его. Больше всего на свете мальчик хотел бы сейчас оказаться у себя, вместе с братом и сёстрами. Пусть мать вернется с пустыми руками, только бы попасть домой!

Наконец, устав лежать под помостом, мальчик осторожно выполз наружу. Кругом никого. Купцы сегодня уже не придут на рынок, ведь в драке пострадает их одежда и кошельки, а могут и убить — Хасан слышал, как один из них говорил, что басрийское простонародье опаснее для богачей, чем войска неверных.

На окружающих улицах уже слышался шум, женские вопли. Сейчас сюда прибегут родственники убитых. Оглянувшись, Хасан бросился к одной из улиц. Ему удалось добраться туда прежде, чем на площадь хлынула орда женщин, разыскивавших своих погибших или исхлестанных плетьми родичей. Если бы он остался, его растоптала бы обезумевшая толпа.

По той улице, где очутился Хасан, тоже бежали женщины. Какая-то старуха содрала с себя покрывало и стала рвать волосы, другая, увидев, что мальчик был на невольничьем рынке, бросилась к нему и закричала:

- Ты не видел моего сына, Абу-ль-Бака, седельника? Он ушёл с утра, и его нигде нет.

Испуганный Хасан прижался к стене:

- Не знаю никакого Абу-ль-Бака, я недавно в Басре!

Но женщина, не дослушав, поспешила на площадь, а Хасан снова бросился бежать.

Наконец, обессиленный, он присел на каменную скамью перед большим домом. Мальчик весь вымок, одежда прилипла к телу, его знобило. Он прилёг на скамью, нагретую солнцем. За оградой дома росло высокое дерево, тень от него падала на край скамьи. Подвинувшись в прохладное место, Хасан незаметно уснул.

Разбудило его лёгкое прикосновение. Он вскочил и увидел зинджа огромного роста, который стоял, наклонившись над скамьёй, и разглядывал спящего. Увидев, что мальчик проснулся, чернокожий спросил, — Откуда ты?

У зинджа страшное лицо, исполосованное шрамами, которые перекрещивались на щеках, но глаза незлые. Он выпрямился, и мальчик подумал, что не достанет ему и до пояса — такой он был высокий. Хасан хотел убежать, но подумал, что длинноногий зиндж сразу догонит его. Поэтому он встал со скамьи и сказал, — Я вышел из дома и заблудился.

— Где же твой дом?

— У рынка тканей.

— Это недалеко отсюда, пойдём, я отведу тебя.

Хасану нравился чернокожий, но на всякий случай он спросил:

- А ты не отведёшь меня на невольничий рынок?

Зиндж удивлённо спросил:

- Зачем, сынок?

— Ты можешь отдать меня работорговцу, а тот продаст меня, как продают пленных девушек, я видел это сегодня!

Чернокожий вздохнул и, покачав головой, сказал:

- Меня самого продали на невольничьем рынке много лет назад, я был не намного старше тебя. Нет, сынок, не бойся, я не обижу тебя и, пока ты со мной, тебя никто не тронет.

Зиндж взял Хасана за руку и повёл. Мальчик едва поспевал за своим провожатым, ему приходилось бежать. Вдруг он увидел знакомую дверь. Оглянувшись на ходу, Хасан крикнул,

— Стой, вот мой дом!

Чернокожий остановился, вернулся к двери и несколько раз постучал. Калитка тотчас открылась, и мать, даже не закрыв лицо, бросилась к сыну: «Где ты нашёл его?»

— Он спал на скамье в конце улицы.

— Да благословит тебя Аллах, добрый человек, пусть благоденствие никогда не покидает твоего дома, пусть бог простит тебе все грехи за это доброе дело!

Зиндж пробормотал: «Мир тебе, почтенная!», и, повернувшись, пошёл прочь, а Хасан смотрел ему вслед — уж очень красив этот великан, когда не видно его обезображенного лица. Мать была так рада, что сын нашёлся, что не стала даже ругать его. Она сказала: