Бетси Шидфар - Абу Нувас

Хасан отвернулся к стене, ничего не ответив. Но Ибн Мухарик не отставал:

— Пойдем, Абу Али, повелитель правоверных ждет и будет недоволен, если ты опоздаешь.

Хасан поднялся на постели:

— Разве ты не видишь, что я пьян? — раздраженно спросил он — Не могу же я в таком виде идти к имаму всех мусульман, ведь пьянство — грех и запрещено нашей верой!

Ибн Мухарик засмеялся:

— Ты действительно остроумный человек, все знают это, а сейчас пойдем, халиф не любит ждать!

Хасан в бешенстве вскочил:

— Разве ты не понимаешь, что я не хочу идти сегодня и не пойду, хоть бы меня разрубили на двадцать четыре куска, или на сорок восемь! С халифами могут постоянно общаться только те, которые смотрят им в руки и не поступают иначе как по их воле. А я вхожу к Амину и думаю только о том, как бы уйти от него, потому что в его дворце я не принадлежу себе. Лучше гореть в аду, чем жариться на угольях страха и унижения!

— Но ведь Амин благоволит тебе, и ты не раз говорил, что он тебе нравится.

— Да, он мне нравится, как всякий белолицый молодец-гуляка, но я не хочу продаваться целиком даже за мешок жемчуга, хватит с них моего языка. Иди, Ибн Мухарик, и скажи, что застал меня бесчувственно пьяным, да опиши все это посмешнее, чтобы твой рассказ пришелся по вкусу повелителю правоверных.

Мухарик вздохнул и, с трудом поднявшись, вышел, а Хасан снова повернулся лицом к стене и попытался уснуть, но напрасно. Ему показалось вдруг, что пол под ним проваливается, снова закружилась голова.

Хасан сел, внезапно ударила мысль: ребенка похоронили без него! Он вспомнил его жалкое сморщенное личико и заплакал, как не плакал никогда в жизни. Правда, у него есть еще дети от жены и других наложниц, но эта нравилась ему больше всех, и он хотел, чтобы ее сын остался жить после его смерти. В глаза бросился листок со стихами на смерть ребенка. Взяв его, Хасан написал под ними:

— Привет тебе, Абу Али, да пошлет Аллах несчетные милости твоему дому!

— И тебе привет, Абу Муххамед, добро пожаловать, но что у тебя за благочестивый вид?

Аль-Уттаби с усмешкой посмотрел на Хасана:

— Нет, достойнейшей господин, это ты стал знаменитым благочестивцем. Об этом уже говорит весь Багдад.

Хасан с удивлением посмотрел на Уттаби:

— Что же говорит весь Багдад?

— Говорят, то Абу Нувас раскаялся, ходит босиком в мечеть пять раз каждый день, даже в дождь по грязи, отрекся от вина и от своих прежних заблуждений и пишет только стихи, предостерегающие от адских мук и призывающие к праведной жизни.

— Кто говорит это? — спросил Хасан в бешенстве. — Я уже стал шутом повелителя правоверных, не хватает мне только превратиться в посмешище для багдадских гуляк и являть собой осла из набожных слов!

Хасан хлопнул в ладоши. Появился растолстевший и важный Лулу.

— Пошли к Марьям, вели ей доставить два бурдюка с вином получше для моих друзей, и пусть нам прислуживает ее брат. А потом пригласи ко мне всех моих друзей и тех, кто раньше считался другом, и прикажи потом приготовить все, что нужно, и побыстрей.

Получить приглашение от любимого поэта халифа, прославленного Абу Нувасу, считается честью, тем более что он теперь реже устраивал пирушки — вечерами его требовал к себе Амин, а в другое время он был утомлен. Встретиться с ним легче всего у Марьям — там он часто занимался с учениками, диктовал им свои стихи, исправлял писанное ими, иногда читал молодым любимых древних поэтов.

Но сегодня выдался свободный вечер. Амин нашел себе новую забаву — танцы в широкой длинной юбке на обручах с приделанной тряпичной лошадиной головой. Если кто посмотрит со стороны, покажется, что перед ним низенькая пузатая лошадь, покрытая попоной и несущая коротконогого всадника. Раньше эту персидскую простонародную игру можно было увидеть разве что на рынках, но Амин ввел ее в обиход, и один из придворных халифа жаловался Хасану, что повелитель правоверных однажды заставил его всю ночь дудеть в пастушью свирель, под звуки которой халиф любил плясать вместе со своими невольницами и евнухами.