Елена Съянова - Плачь, Маргарита

В тот вечер, сидя в кресле между Герингом и Борманом, слушая пение Гели Раубаль, Елена не думала о проблеме выбора, как не думала бы о ней, будь рядом с нею хоть рота мужчин. Она знала, что начнет с Германа, поскольку он понятливей, а этого мальчишку с его вечным блокнотом в руке еще придется подбадривать, подбадривать как следует. И она, непринужденным движением откинув руку на низкий подлокотник кресла, как бы нечаянно коснулась кончиками пальцев крепкого бедра сидевшего рядом Мартина Бормана, который, медленно скосив глаза, удивленно поглядел на эти пальчики. А они его слегка пощекотали.

Выразительный и сильный от природы, голос Ангелики не был превращен опытными мастерами в инструмент изящного самовыражения, но ей уже сейчас чудесно удавались как зажигательные, лукавые песенки, так и страстные романсы, требующие темперамента и артистизма. Когда она, розовая от смущения, отошла от фортепьяно, все аплодировали. Комплименты говорил Геринг — за всех. Они ему удавались. Он говорил об уникальном цветнике, о трех женщинах и трех типах красоты. Известный эстет Геринг никак не мог сделать выбор — все три казались ему одинаково притягательны.

Елена, роскошная шатенка с розовой кожей, полуопущенными ресницами и влажными губами, всегда безукоризненная, обожающая балы и публичность, принадлежала к числу королев, при которых всегда есть король. Не многие знали, что ее Эрнст меняет любовниц, при этом все более отпуская на волю свои гомосексуальные наклонности. Оба как-то приспособились друг к другу и внешне выглядели вполне удачной парой.

А Гессы не просто выглядели прекрасной парой, но, пожалуй, и были таковой в действительности.

Эльза, от природы застенчивая, приучила себя не стесняться облегающих фигуру брюк, открытых купальников и коротких теннисных юбочек Она прекрасно плавала, ездила верхом, ловко лазала по горам и была вполне под стать своему мужу, презиравшему всяческие немощи: золотоволосая, круглолицая, с яркими синими глазами, теплым румянцем на щеках и чудесной доброю улыбкой, которую Адольф называл обезболивающей — Эльза виделась ему идеалом прекрасной арийки.

Впрочем, о более интимных вкусах Адольфа Гитлера следовало судить по третьей из дам, той, что купалась сейчас в похвалах Геринга.

В ее лице заметнее всего были глаза. Лукавые, почти фиолетового цвета, они вызывали вздох восхищения у всех впервые их видевших. Гели была белокожа, но легко загорала. Ее всегда стихийно возникающая прическа обычно представляла собою каскады блестящих кудрей. Рот — чувственный и жадный. Последнее время она все чаще бывала мрачна, что лишь добавляло ей прелести в глазах дяди, любившего страстно и готового всюду бродить за нею, как преданный ягненок, по выражению одного из друзей-соратников.

Адольф никому ее не показывал кроме близких ему людей, да и те лицезрели ее больше как тень, скользящую в глубине апартаментов или возникающую лишь на несколько мгновений в проеме двери или запертого окна. Ангелику могли видеть постоянно лишь трое-четверо мужчин, среди которых были Геринг и Гесс. Первый ей покровительствовал; второй, если замечал на бегу, немедленно принимался воспитывать.

— Господа, кто хочет прогуляться к озеру? — Вопрос Елены был адресован двум мужчинам, и Геринг тут же подал ей руку, поскольку был наготове и ждал этого негромкого выстрела стартового пистолета.

— А вы, Мартин, не желаете прогуляться со мной? — полуобернулась Ангелика к Борману и протянула руку.

— Я был бы счастлив, фройлейн, но…

— Опять «но»! — Она капризно отдернула руку. — Вот я на вас дяде пожалуюсь.

Борман беспомощно взглянул на Эльзу, которая, убирая ноты с рояля, указала ему глазами на дверь. Как он был ей благодарен за эти подсказки! Последний год, находясь при Гессе или фюрере, он точно ходил по бритвенному острию из-за этой девицы, которая затеяла с ним дурацкую игру — почему именно с ним, черт бы ее подрал! — и если бы не деликатная помощь Эльзы Гесс, он наверняка давно бы погорел.

— Прошу прощения, фрау, фройлейн! — Щелкнув каблуками, он с облегчением вышел прочь.

— И все-таки он шпионит, — капризно заявила Ангелика.

Эльза, обняв ее, увела в глубь дома.

В маленькой гостиной, которую называли «фонарной» и откуда открывался чудесный вид на альпийские пейзажи, стало совсем темно. Гели села на диван, достала откуда-то сигареты (видел бы дядюшка!), закурила, но тут же бросила.

— Я знаю, что глупа, — сказала она, наблюдая, как Эльза зажигает свечи, — но как я могла поумнеть? Где? С кем? Я вечно сижу одна. Никто со мной не разговаривает. Когда я пытаюсь что-то спросить, то слышу только «ты этого не поймешь!», «тебя это не касается!». Даже книг у меня нет. Одни кретинические.