Елена Съянова - Плачь, Маргарита

Абстрактность чужой смерти, ее безличность всегда будет сопровождать деятельность гитлеровского окружения. Как для летчика существует только объект или цель, так для Гиммлера, который никогда летчиком не был, будут только ведомости с цифрами.

Своеобразное одиночество летчика (сколько бы партнеров ни неслось рядом в воздухе), его произвольность (или иллюзия ее), самовластность, почти каприз… Он и его машина, которая выполняет по его воле любые фигуры и маневры. Образ легко переносится и применим. Пикирующая и наносящая удары машина — Германия, остальные страны — объекты и цели.

В пьесе Сартра «Затворники Альтоны» главный герой, бывший некогда «солдатом фюрера», восклицает: «Либо все виноваты, либо никто». Елена Съянова, кажется, больше склоняется к тому, что виноваты все. И мы должны чувствовать свою вину. Скорее всего, это «чувство вины» очищает.

Ответственность всех не делает «отдельную», «личную» вину меньше, но углубляет ее, придает ей роковые трагические черты. Совершенно ясно: действуй Роберт Лей с его обычными энергией, талантом и обаянием в другую эпоху — при Фридрихе Великом, письма которого станут в следующем романе Елены Съяновой любимым чтением Гесса, или при «великом» Бисмарке — и в учебниках истории нашлось бы несколько страниц для описания достойной удивления деятельности Роберта Лея. Но он попал в другое время и стал преступником. То же самое и с Гессом. Весьма вероятно, что в 20-е годы, когда оба связали свою судьбу с национал-социализмом, и в Германии выбор перед ними стоял очень простой: либо остаться в стороне от истории, вести тихую добропорядочную жизнь, пересидеть, что для таких людей было немыслимо, либо творить фашизм. Была, правда, еще одна возможность: коммунизм. Но представить невозможно среди коммунистов Гесса или Лея, с их внутренней раздробленностью, лицедейством, нервозностью, беспокойной торопливостью, снобизмом. Лагерей уничтожения или медицинских экспериментов над неполноценными никто предвидеть еще не мог.

В романе Елены Съяновой есть очень важный мотив, который, кажется, точно соответствует исторической действительности. Национал-социалистическая верхушка, включая Гитлера, не верила в свою победу. А когда победа все-таки произошла, это воспринималось как чудо, к которому они так до конца и не привыкли. Их борьбу окрашивали явные тона безнадежности и обреченности.

А тогда что получается? Выбор Гессом или Леем национал-социализма был выбором предельно разочарованными людьми наиболее радикального, разрушительного, обреченного на поражение, движения. Это был выбор либо гибели, либо бесконечного актерства, безрадостного и безответственного, почти демонического соблазнения «малых сих», в котором пессимисты могли находить некоторое утешение. А потом… потом было уже поздно. Ад держал, и с каждым шагом они только углублялись в него.

Любое художественное произведение пишется для того, чтобы поставить какие-то психологические, этические, философские и прочие не зависящие от течения времени проблемы. В очередной раз послать проклятия фашизму — для этого, вероятно, не стоило писать роман, тем более цикл романов. А вот в очередной раз поставить проблему необратимости, неотменимости отношений человека со злом, но на конкретном историческом, почти шоковом материале, к которому мы до сих пор относиться спокойно, «объективно» не можем, — это действительно достойная литературы задача.