Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности

Он приблизился лицом к стеклу и, словно в зеркале, увидел самого себя: худое усталое лицо с давно небритыми скулами и подбородком, черные печально обвисшие усы, суровые немигающие глаза под густыми темными бровями, высокий лоб, давно нестриженые волосы, влажные от падающего на них мокрого снега, розовый шрам на открытой шее чуть повыше правого плеча…

«Ну что, брат, притомился? — сочувственно, одними губами, спросил он самого себя. — Здорово погоняли тебя «фараоны» по Кавказу, по Волге, по Москве? Зарос, оголодал, глаза — как у затравленного зверя, жутко смотреть… И все же, брат, тебе повезло: ты живой, вольный, здоровый. «Фараоны» потеряли твой след, ринулись за твоей тенью куда-то на юг, а ты уже тут, на Урале, в старинном, пахнущем железом городе Екатеринбурге, где тебя ждут новые друзья и новая работа. Сейчас ты придешь к своим, там тебя накормят, отогреют, там ты, наконец, отоспишься — спокойно, по-человечески, сразу за весь этот долгий и жуткий месяц, и опять станешь самим собой, тем простым душевным парнем, тем Ваней Петровым, каким ты знал себя раньше…»

За спиной его с веселым беззаботным щебетом промелькнула стайка спешащих полакомиться гимназисток, и он отодвинулся от стекла. Резко, одним движением поднял воротник старого черного, тесноватого в плечах полупальто, поправил на шее сбившийся воротничок рубашки и, убедившись, что шрама не видно, двинулся дальше.

У дверей магазина он невольно замедлил шаг, жадно вдохнул идущий из них теплый, пьянящий хлебный дух, но пересилил себя, лишь горько сжал сухие голодные губы: «Потерпи, браток, потерпи, скоро ты будешь у своих…»

Вот и дом, где уральцы содержат одну из своих явочных квартир. Перед домом с улицы — небольшой палисад с молодыми зелеными елочками. Во дворе — какие-то хозяйственные постройки, заборы. На втором этаже небольшого добротно сложенного кирпичного дома — жилые квартиры, на первом — аптека. Ему — в аптеку. Там он скажет свой пароль, седой старик-аптекарь ответит ему условной фразой отзыва и уведет в этот добрый теплый дом — к друзьям, к теплу, к чаю… Господи, до чего же он все-таки вымотался за эти дни!..

Еще раз оглядевшись, Иван вошел в аптеку и сразу увидел аптекаря — молодого, вежливого, очкастого. «Не седой, и не старик», — сдавила горло тревога. Что бы это значило? Товарищ что-то напутал или аптека не та?

Он вышел на крыльцо и, бросив полупустой саквояжик к ногам, принялся неторопливо сворачивать самокрутку. «Описание дома совпадает, адрес правильный… Что же произошло? И что делать: немедленно уходить или все-таки попробовать?»

Жизненные невзгоды и долгие мытарства по различным городам сделали его осторожным и недоверчивым. И в то же время силы кончались, он был голоден, изможден, всему его организму требовалась хотя бы маленькая передышка.

От голода и табака его начало мутить. Он бросил окурок в лужу, решительно поднял саквояж и опять вошел в аптеку.

— Скажите, милейший, не найдется ли у вас лекарства для моего отца?

Это был пароль. Интересно, какой последует ответ?

— А доктору вы больного показывали? Рецептик у него получили?

Не то, совсем не то! Явки нет, нужно немедленно уходить.

Сказав, что доктора еще не приглашали, Иван нехотя направился к выходу, удрученный постоял на крыльце и неторопливо побрел прочь. Сырая промозглая погода показалась теперь еще более холодной и отвратительной. Очень хотелось есть. Теплые дурманящие запахи кондитерской, мимо которой он опять проходил, на этот раз оказались сильнее его усталой надломленной воли, и он вошел. Отвернувшись от посетителей, выгреб из кармана последнюю мелочь, тщательно пересчитал, отделил несколько тусклых медяков и попросил себе булки и чаю.

В кондитерской было уютно и чисто. От горячего крепкого чая по телу разлилось опасное размягчающее тепло, Иван ел свою булку, отхлебывал горячий чай, а мысленно уже прикидывал, где искать другую улицу и другую явку. Хорошо бы успеть устроиться до темна, а то ночью в этом незнакомом уральском городе и околеть недолго…

Следующая явка оказалась на противоположной стороне города, почти на окраине. Несколько раз проверив, чисто ли за спиной, он постучал. На стук никто не отозвался. Тогда он постучал снова, на этот раз более требовательно. И опять — тишина. Что же это такое?

Во дворе пожилая баба с красными от стирки руками собирала с веревок белье. Увидев его, озадаченно топтавшегося перед закрытой дверью, она опасливо подошла и ворчливо проговорила: