Юрий Галинский: Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

— Братцы, водяной! — испуганно шарахнулся один из разбойников.

Все остановились, оторопело уставились на выступавшую из трясины голову.

— Ты что, очумел, Митрошка? — сердито произнес высокий, густо заросший черными волосами и бородой разбойник, одетый в новый голубого бархата кафтан до колен и забрызганные грязью красные сафьяновые сапоги с короткими тиснеными голенищами. — Человека от водяного не отличил?!

— А ведь истинно человек тама! — обрадовавшись, воскликнул другой. — И как его в топь угораздило?

— Ночью, должно, попал.

— Утоп бы уже. Видать, недавно… — Разбойники оживились.

— Почудилось, братцы, костяная игла его, коли в… — стал оправдываться Митрошка, лесовик с плутоватыми косыми глазами; овчинная шуба на нем была так длинна, что по щиколотку закрывала ноги, обутые в рваные лапти.

— Помочь бы надо, а то утопнет, — неуверенно предложил рослый парень с тонким, подвижным лицом и светлыми стриженными в скобку волосами.

— Нет у нас, Ивашко, часу возиться, острожники идут следом!

— Да и он, может, из них! Вишь, молчит, будто безъязыкий какой!

— Айда отсель! Пошли борзо! — послышались озлобленные голоса.

Но тут вмешался чернобородый:

— Негоже так, молодцы! Понапрасну человек пропасть может… Клепа, кинь-ка ему веревку!

Детина в рваном рубище недовольно гмыкнул и не торопясь стал рыться в нарядной, тонкой кожи сумке-калите, которая висела у него на поясе. Достав веревку, он свернул ее и с видимой неохотой бросил конец Федору.

За все это время тот и правда не проронил ни слова. Болотная жижа покрыла уже его бороду, подступала ко рту. Но не только боязнь захлебнуться принуждала молчать порубежника — среди лесовиков оказались его старые знакомцы…

В самом конце зимы разбойная ватага напала на боярскую вотчину, убила дворского и тиуна, а потом чуть не на окраине Коломны ограбила купеческий обоз, который с грузом дорогих тканей, украшений и пряностей направлялся в Москву из Сурожа. Связав, а частью перебив сопротивлявшихся купцов и сопровождавшую их охрану, ватажники, погоняя лошадей, запряженных в телеги с награбленным, устремились к лесу.

Но на сей раз не многим из них удалось вернуться в свое логово. В стычке с конными порубежниками, которых послал им вдогонку из острога коломенский воевода, большинство лесовиков полегло на опушке соснового бора, других схватили и увели в город. Уйти удалось лишь нескольким. Сгрудившись вокруг вожака, они укрылись за перевернутыми телегами и ожесточенно отбивались дубинами, топорами и оглоблями. Стало смеркаться, в лесу быстро темнело. Порубежники, спешившись, бросились на приступ укрепления. Воинам, среди которых был Федор, удалось растащить завал из телег, бочонков, тюков тканей и ворваться внутрь его. Встреченные градом ударов, они стали пятиться, но тут Федор сделал неожиданный выпад и полоснул мечом по руке вожака. Тот уронил дубину, схватился за кисть, из раны потекла кровь на грязный, истоптанный ногами снег. Остальные продолжали сражаться с порубежниками. Вскоре все было кончено. Но среди убитых и раненых атамана лесовиков не нашли. В наступившей темноте ему и нескольким его сподвижникам удалось скрыться…

И вот Федор встретился с ним снова!

«Может, обойдется — не признает?» — подумал он с надеждой, хватаясь за веревку.

Но ноги у него затекли и не слушались. Несмотря на все усилия рыжего лесовика, он не мог сдвинуться с места.

— А ну, пособи кто! — крикнул Клепа; от натуги лицо его стало красным, под стать огненным волосам и бороде. — Вишь, как болото держит…

Ивашко первым бросился на помощь. Вскоре Федор уже стоял на тропе. Чумазый, весь в болотной грязи, которая комьями оплывала с его одежды, в одном сапоге — второй остался в трясине, — он теперь и впрямь был похож на водяного.

Разбойники окружили его, но уже не хмурились — смеялись.

— Ты какого роду-племени, молодец? — спросил чернобородый. Кажется, он не узнал Федора и, ухмыляясь, разглядывал его своими пронзительными глазами.

— Должно, сын боярский аль купец сурожский, не иначе, ха-ха… — хихикал Митрошка. — Мыслю я…

— Да погоди ты! — оборвал его атаман. — Завсегда, как оса, лезет в глаза. Дай человеку слово молвить.

Федор, отплевываясь от попавшей в рот болотной жижи, молчал.

— Что молчишь? Язык-то, чай, на месте аль, может, проглотил со страха? — потеряв терпение, повысил голос разбойник. — Говори, как в топь попал?

— Порубежник я! — с хрипотцой от волнения ответил Федор. — Ехал с дозора и попал с конем в трясину… — Не доверяя лесовикам, решил ничего не говорить о встрече со степняками: «Такие, как они, не раз поводырями у ордынцев служили!»