Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

— Добро, что хоть не ушел Сидорка. Гридя и Истома, царствие им небесное, молодцы! — подал голос Ивашко и добавил: — А что упрежден был сын боярский, не иначе. Ежели не знал бы, откуда б те острожники взялись?

— Так купчих грамот и не сыскали. Куда он их, окаянный, припрятал, там же и на мою деревеньку были? — громко вздохнув, безнадежно развел руками Корень; его длинный подбородок, чуть не в пол-лица, заросший редкой кустистой волосней, обвис, казался еще больше, всегда сдвинутый набок обтрепанный поярковый колпак был нахлобучен на лоб.

— И хоромы спалить не успели! — досадуя, воскликнул другой лесовик с болезненно-желтым отечным лицом и темными мешками под глазами.

— Слава Богу скажи, Рудак, что в живых остался, — буркнул еще кто-то.

— Если бы не Клепа, что на болотную стежку вывел, никто б не ушел, — с необычной для него серьезностью заметил Митрошка.

— Ин ладно, передумкой прошлого не воротишь! — махнул рукой атаман. — Придет час, узнаем, кто иуда. Ныне ж о деле надо. Долго мыслил я о всем и вот что скажу, молодцы. Весьма опасным стал промысел наш в тутошних местах. В боярские и монастырьские села не сунешься с силой такой, купцы в одиночку не ходят, большие обозы со стражей нам не взять. А тут еще острожники серпуховские и коломенские дыхнуть не дают! Надо уходить отсюда! — повысил он голос и, не обращая внимания на ропот, который послышался вслед, громко продолжал: — Да, уходить надо. Давно уж я о том думал, а после дел вчерашних и вовсе решил: за Оку пойдем, в Рязанские земли!

— Там тоже не разгуляешься — степь близко, — возразил Рудак.

— А лес в Рязанщине какой — за версту все видать, — поддержал его Корень.

— И все ж надо туды идти! — с горячностью воскликнул атаман. — Тут нас всех перебьют или переловят. Слышали небось, что купец московский, которого мы под Серпуховым встретили, сказывал? Задумал великий князь Дмитрий Иванович извести ватаги со всей земли московской. И он это исполнит! — жестко, словно чеканом по железу рубал, произнес он.

Раздался недовольный гул, кто-то выкрикнул:

— Мельник шума не боится!

— Не потому, что так князю Дмитрию охоче или всесильный он, — продолжал уже спокойнее вожак. — В другом тут дело. Вот все вы не первый год разбойный промысел ведете. А заметили, что в последнее время мало кто пристал к ватаге нашей? Оттого все оно, что обезлюдела московская земля после сечи Куликовской, остальным ослабление от поборов дали. Ведомо мне: не платит Москва в Орду дань после мамайщины… Теперь вот давайте судить-рядить, что делать станем.

— Выходит, был бы покос, да пришел мороз! — желчно заметил Рудак, его дряблые щеки, заросшие седыми волосами, всколыхнул едкий смешок.

— Тут не можно, там тоже с рязанцами сыр-бор не разведешь. Конец ватаге пришел, так, что ли, Гордей? — раздраженно выкрикнул Епишка, его рябое от оспы лицо перекосилось, сузившимися шальными глазами зло смотрел он на Гордея.

— Заткнись, Епишка! Раздор посеять хочешь? Не дам! — вспыхнул чернобородый; густые, сросшиеся на переносице брови, под которыми углились темные глаза, сердито нахмурились. — Никого не неволю, тебя ж тем паче! Кто как хочет, пусть так и делает! — громовым басом заорал он. — Зачем я вас на рязанские земли зову? Боярским и монастырским людям худо там живется, вот и начнут они к нам приставать. На Рязани мы скоро войдем в силу.

— Гордей дело говорит, надо за Оку подаваться, — поддержал атамана Клепа.

Спорили недолго. Большинство ватажников вскоре согласилось с вожаком. Лишь четверо, в том числе Епишка, решили остаться в коломенском лесу.

— А с острожником как? — напомнил Рудак.

— Верно! Забыли вовсе! Не с собой же его брать, ан и отпустить не можно! — зашумели лесовики.

— Оно б и очень можно, да никак нельзя! — вставил свое слово Митрошка.

— Можно, не можно! — передразнил его рябой. — Повесить острожника на суку, и весь сказ!

— Дело Епишка орет! Одним ворогом меньше будет!..

Жизнь Федора снова оказалась в опасности, и снова на выручку ему пришел лесной атаман.

— Погодьте, молодцы! — властно остановил он лесовиков, которые уже намерились идти за пленником.

— Прежде поговорить с ним хочу. Может, что за предателя узнаем. А порешить его успеем, не убежит.

— Ишь, заступник нашелся, — буркнул Епишка, сизые пятна на его широких скулах побагровели от злости. — Чего там годить? — выкрикнул он; ища поддержки, забегал серыми колючими глазами по лицам лесовиков. Но те молчали, и рябой, не преминув в сердцах сплюнуть, смирился.