Евгений Богданов: Лодейный кормщик

— Чего он там орет? Подойдем поближе, Иван! Иван колебался. Любопытство в нем боролось с осторожностью и осмотрительностью. А человек все кричал, и вот уже можно было разобрать его слова:

— Эй! Сюда! Сюда!.. — За спиной человека на вантах копошились матросы, подрифливая паруса. — Пошалюста, ближе! Есть дело! Мой голландский флаг, мой мирный купец!

Шняка тихо подвалила к борту. Рыбаки, задрав головы, рассматривали диковинную громадину о трех мачтах, всю увешанную парусами. Такого большого корабля они еще не видали. С него спустили штормтрап — веревочную лестницу. Человек на палубе нахлобучил шляпу и опять закричал:

— Смелее! Кто есть ваш шкипер? Надо держать совьет. Наш карта плех… не знай куда идти…

— Вот чудной! — звонко воскликнул Гришка и рассмеялся: — «Плех… плех»…

Иван наконец решился и дал знак подойти к трапу кормой. Рыбаки поостерегли:

— Гляди в оба, Иван!

Рябов опять заколебался, но с корабля так настойчиво упрашивали, что он взялся за штормтрап и быстро поднялся на борт чужеземного корабля. Настороженно осмотрелся: несколько матросов, стоявших поодаль, о чем-то беседовали, смеялись. До русских им, казалось, не было дела. Тот, что кричал, пожал руку Ивану и одобрительно похлопал по плечу:

— Молодец, шкипер! Сейчас идем кают. Ром угощать… — и посмотрел напряженно и пронзительно за борт.

Иван невольно глянул туда же и оторопел: появившись из-за кормы корабля, к шняке подлетела шлюпка, полная солдат. Они нацеливали на рыбаков мушкеты. И в ту же секунду Ивана схватили невесть откуда взявшиеся усачи в треуголках и кафтанах, и в грудь ему уставилось зловещим оком дуло пистолета. Иван глянул на пистолет, на того, кто держал его, — на человека, кричавшего с борта. Лицо его было сурово, серые глаза холодны, рот сжат в щелку.

— Шведы прокля-я-тые-е! — отчаянно закричал Иван, рванувшись. — Обманом взяли!

И тут же покачнулся от крепкого удара в скулу. В глазах брызнули искры, в ушах зазвенело. Его стали обыскивать, обшарили все карманы, вынули из-за пазухи монастырскую грамоту — разрешение выйти на лов, сорвали с пояса нож. Рябов попытался снова вырваться, но его стали бить куда попало, и пришлось смириться.

Рыбакам некуда было деваться. Под дулами мушкетов они по одному поднялись на палубу фрегата, где их обыскали, обильно награждая тумаками, и всех заперли в трюм.

…Полузатонувшая шняка пошла болтаться по волнам, а фрегат взял прежний курс и побежал дальше, к острову Мудьюг. За ним — все шесть остальных кораблей.

Пока эскадра шла от Сосновца к Мудьюгу, рыбаков монастырской шняки почти всех перетаскали к капитану на допрос. В трюм они возвращались злые, изрядно побитые. На допросах или молчали, или разражались отменной поморской бранью по адресу шведов, допытывавшихся, как лучше пройти через Двинскую губу к Архангельску, чтобы миновать опасные мелководья.

Рыбаки ссылались на незнание безопасного пути, хотя некоторые его и знали.

Настал черед Ивана подняться на палубу. В люк трюма сунулась рыжебородая физиономия шведа с бритой верхней губой.

Солдат, опираясь на мушкет, обронил сверху в духоту трюма: — Рябофф! Живо!

Иван нехотя поднялся с мешков с балластом, подошел к трапу и так же нехотя стал вылезать на палубу. Швед ухватил его за шиворот, поставил на ноги. Он был высок, силен, голос его гудел.

Иван, однако, не спешил. В синем, будто выметенном, небе пузырились паруса, надутые ветром. И небо, и белые паруса выглядели нарядно, празднично. Матросы на вантах сновали вверх и вниз с обезьяньим проворством. Огромный корабль, огромные паруса, ловкие матросы — все это Иван видел впервые в жизни и немного даже оробел. Купеческие парусники, которые доводилось Рябову провожать в море из гавани, были куда меньше.

Швед-конвоир ткнул его кулаком в спину, больно попав в лопатку: — Живо!

«Одно только слово и знаешь, поганый!» — зло подумал Иван и, вспылив, обернулся, занес руку для удара. Но швед отступил, взяв мушкет наизготовку, и Иван понял: шутки тут плохи. Он пошел дальше по чистой, надраенной палубе.

В каюте за столом сидел узколицый и на вид злой капитан с усиками под длинным острым носом. На столе — развернутая карта. В руке капитана исходила тягучим табачным дымом трубка с прямым чубуком. За спиной стоял лейтенант, исполнявший обязанности переводчика. Но он настолько плохо знал по-русски, что надо было переводить и его самого. Присмотревшись к лейтенанту, Рябов узнал того шведа, который махал им с борта шляпой.