— А Кретьен-то? — неожиданно вспомнил Пиита, резко разворачиваясь. — Эй, друг, а ты кем будешь, ты еще не сказал! Сидит себе в уголочке, хитренький, думает, про него все забыли… После того, как заварил всю эту кашу своим «Эреком»! Давай, признавайся, как твое рыцарское имя, и попробуй только соврать, что у тебя его нет!..
Я и есть Эрек, как же вы не поняли, — едва не ответил Кретьен, которому вдруг стало невыносимо грустно. Но не ответил. Сдержал язык в последний момент, вспомнив, как долго подгонял под своего героя маску, чтобы никто его не узнал…
— Попробую, Ростан. Я своего рыцарского имени… не знаю.
— Так назовись в честь кого-нибудь, кто тебе очень нравится, — посоветовал молчун Николас с дружеской заботой. Кретьен почему-то так замотал головой, что она едва не оторвалась.
— Нет, нет, ребята… Я так не хочу. Я так… не могу.
— Чудной ты, — неопределенно высказался Гвидно, подбираясь к нему поближе и заглядывая в лицо. — Я — это еще понятно, я-то знаю, чего хочу, только не скажу никому, а то напортите… А ты? Ты придумал что-нибудь, чего нам не скажешь?
— Нет, я… ничего не придумал, — Кретьен с удивлением понял, что глаза у него предательски пощипывает соль. — Пускай я буду просто… сир Ален. Рыцарь короля Артура.
— Будь лучше Ланселотом, например, — Ростан ободряюще взял друга за руку. — У тебя получится, ты же такой… ну, какой надо. Или вот Эреком своим… Он такой славный! И имя красивое…
Кретьен только покачал головой, понимая вдруг, что все друзья как-то тревожно сгрудились вокруг него и смотрят, будто он нуждается в утешении.
— Да не надо… ребята! То есть сиры! Не надо ничего. Чем плохо — сир Ален? Не хуже любого другого имени! Мне же не это главное… Не имя…
— А что?
— Ну… Камелот. Чтобы там быть. И вы все… тоже главное. То есть не вы, а… мы все.
— Ладно, — решительно прерывая участливое молчание, явно затянувшееся сверх меры, Гвидно легко вскочил на ноги. — Кто куда, а мне пора домой. На улице уже темновато, брат, небось, волнуется.
— Да, и правда, Аймерик, засиделись мы у тебя… То есть не Аймерик, простите, сир Гавейн, ради всего святого!..
— Ничего, Пиита, хоть бы и на ночь остались, — отозвался Miles, запаляя свечу — в комнате и правда делалось слишком сумрачно.
— Какой я тебе Пиита?.. Я — В-печали-рожденный! Сын, между прочим… не помню кого. Сир Ален, вы не помните, чей я сын?
— Мелеадука, — тихо улыбаясь, подсказал Кретьен. Теперь ему опять было спокойно, как бывает, когда окончишь что-то ужасно сложное — и видишь, что получилось хорошо. Словно бы в ответ его мыслям, Николас тихонько тронул его за плечо — опять с этой вечной своей смущенной улыбкой.
— Слушай… Можно попросить?..
— А?
— Ты не мог бы… Сделать мне список «Эрека»? Или дай мне рукопись на… несколько дней, и я сам себе сделаю. Я же понимаю, что ты, наверное, ее никому не доверишь, она же только одна… А если ты сделаешь список, я же понимаю, что тебе некогда, я тебе заплачу… Много, сколько ты захочешь. Ты не обидишься?..
— Смертельно обижусь, сир Бедивер, — улыбнулся Кретьен, изнутри заливаемый радостным теплом. — Так что никогда, ни за какие сокровища не смогу вас простить!.. Поэтому не буду я вам ничего переписывать — возьмите рукопись и держите ее, сколько вам влезет. Я ее скорее сам потеряю у себя дома, чем у тебя с ней что-нибудь случится, — добавил он вполне искренне, всучивая другу толстую скрученную трубку бумаги. Николас взял осторожно, будто роман мог сломаться.
— Спасибо, сир… Спасибо огромное! Просто у меня должна быть такая своя. Очень надо.
— Да. Мы все сгинем, а ты прославишься и оставишь нас в памяти людской, — совершенно серьезно добавил Аймерик, оказывается, давно уже стоявший у них за плечами. — Я следующий после Николаса переписывать. Ладно?..
— Да… Ладно вам, сир Гавейн, — Кретьен в порыве ложной скромности опустил ресницы. — В памяти людской, скажешь тоже… Что бы я без вас делал, ребята? Да я бы ни строчки не написал… («Не прибедняйся, ну, рыцарю врать не пристало!» — это, кажется, Ростан.) Кроме того, мне южные доброхоты или Гуго с ребятками давно бы уже голову отшибли, так что и писать было бы некому. Так что это все не мое. Это наше… Ну, Камелотское.
4
…Говорят, слово «голиард» происходит от слова «gula», глотка. Другой вариант его происхождения — от страшного беса Голиафа, воплощающего диавольскую гордыню — куда мрачнее; но это, пожалуй, относится только разве что к последователям учения мятежного Голии — Абеляра, а не к личностям вроде Годфруа, дворянина из Ланьи. Сей юноша, года на три младше Кретьена, имел воистину ненасыщаемую глотку, пару ободранных флейт и жигу, разрисованную по дереву голыми нимфами и фавнами, а тако же веселый и непотопляемый характер. Эти его особенности нас бы нимало не интересовали, если бы в один прекрасный день он не появился на пути у пятерых самозванных рыцарей — и не остался на этом пути почти до самого конца.
Читать дальше