Александр Константинович Белов: Мужские рассказы

Чтобы прервать затянувшееся молчание, я сказал:

— Мужчина и женщина в своих взаимных оценках несоединимы. Я также могу расписать вас по достоинствам, но эти достоинства в моём представлении скорее напоминают недостатки.

— Да? И что же во мне вдруг обнаружила ваша мужская экспертиза? Она улыбнулась глазами навстречу моей проникновенности.

— Самоутверждение. Вы — натура сильная, с собственным мнением и с волей его выставлять напоказ. Но женская слабость вам не по силам. Точнее — не по возможностям. А ведь женская слабость более натуральна, чем женская сила. Она и дороже, как все подлинное и натуральное. Что, не так? Женская сила борется с мужской слабостью, а женская слабость при этом безоговорочно побеждает. Чувствуете разницу? Побеждает, причём всё подряд — и мужское совершенство, и мужское несовершенство. Мужское вообще. Ибо любое мужское просто сдаётся женской слабости. Такова природа. А знаете почему? Потому что женская красота выражается только элементами женской слабости. А ведь побеждает красота, и, значит — слабость.

Мне показалось, что я перестал слышать собственный голос. Выговорив то, что висело у меня на языке, я вдруг потерял связь своего голоса и своих мыслей. Ясные и холодные глаза пронзили моё сознание. Они наполняли его оттенками пожара.

— Женская сила… Да что вы знаете о женской силе? По-вашему, она воплощена в образе распухшей от вздыбленных мышц спортсменки? Или в образе той, которую чахлый поэт идиотически восхищённо воспевал словами: «Коня на лету остановит, в горящую избу войдёт!» В этом женская сила?

— Вы знаете другие примеры?

— Да, знаю, — сказала она твердо. — Есть такое проявление силы, при котором женщина являет не столько жизненную мощь, сколько величие своей натуры. Величие и есть красота. А считать красотой слабость — безнравственно.

Не понимаю, почему я позволяю ей вторгаться в область наставничества. А главное — навязывать себе её мнение. Мнение домработницы! Она продолжила свою нравственную атаку:

— Другое дело, как мужчины используют женскую красоту. Как элемент женской слабости, а значит и как способ утвердиться на ней своим ничтожным превосходством или как явление женского величия, и в этом случае обрекая себя на порывы самосовершенства.

Я смотрел на неё и думал, что если бы Бог лишил её этого удивительного внешнего совершенства, всё воплощённое в этом характере, должно быть стало бы смешным и нелепым.

— Мужчина — собственник, — возразил я, — ему необходимо владеть и осознавать, что он владелец.

— Владеть можно по-разному. Для одного женщина цель, которую надо достичь и успокоиться, для другого — средство самовоспитания, способ постоянной тренировки своего превосходства перед другими.

— Что-то я никогда не встречал таких.

— Они виднее женщинам, чем мужчинам.

Кипяток дымным, шелушистым потоком ворвался в фарфоровое пространство чайного храма. Вздрогнула под ним рассыпчатая и духовитая сушина. Размякла, поплыла в пузырчатом клокотании кипятка. Творилось таинство чайного перевоплощения.

Когда духосмесительное волнение улеглось и чайные соки взяли всё от соития воды и травяной тайны, я разлил чай по чашкам.

В моём мире что-то творилось. В нём, как в этом чайнике, расцветала багровая заря. Куда подевались мышиные шорохи? Я перестал их слышать. И разве это мой мундир отдыхал на спинке стула? Нет, это был мундир капитана гренадеров. Сияющий золотом по обшлагам и эполетам, с выпушкой огненного цвета по воротнику, с фалдами в чёрных обкладках и с золотым литьем пуговиц.

От этого мундира пахло сражением. Аустерлицем, Кульмом… А где вся эта комнатная рухлядь? Я будто очнулся среди стен замка, опалённых языками факельного пламени. Неужели мой пожар всё-таки спалил чахлую жизнь обывателя? И спалил так сразу. Всего то и нужно было одной домработницы. Нет, здесь что-то другое… Я мог бы ринуться навстречу этой странной перемене, но мужская нравственность пропечатывалась во мне сознанием того, что даже самые прекрасные перемены в жизни — только иллюзия, если они зависят от присутствия женщины. Нет. Совершенство и качество мира есть результат не душеспасительных порывов, а надёжного и упорного трудолюбия. Женщина должна возбуждать не только чувства и революционные порывы души, но и зажигать волю. Я знаю такое женское существо. Оно реет над полем битвы, выбирая лучших из нас…

Посмотрев на свою собеседницу, я понял, что не ошибся. Вся тонкая огранка её лика отсвечивала сиянием этого пламени. Солнечный луч ударил в стальные глаза валькирии и рассыпался в них искрами холодного света. Вот о храме какой красоты она говорила! Этой красотой нельзя владеть, к ней можно только тянуться. Эта красота имеет за своей спиной пару крыльев в алмазном оперении, чтобы не ходить по земле и не становиться владением какого-нибудь сытого и самодовольного бездаря.