Уильям Нэйпир - Собирается буря

В конце концов, Гонорию, подавленную и с бледным лицом, забрали из спальни-тюрьмы и отнесли в женскую часть, где одели и гладко причесали, словно монашку, а потом отправили под охраной в порт Остия. Оттуда августа отплыла на корабле в Константинополь. И там ее держали фактически как узницу в запертых комнатах в высокой башне императорского дворца Феодосия под неусыпным наблюдением непорочной и никогда не улыбающейся Пульхерии. Гонория оказалась единственной, кто не являлся девственницей среди множества унылых и монотонно поющих богомолок.

Прошло двенадцать долгих лет, когда мир вновь услышал о ней. Но в тот момент невероятный план, давно вынашиваемый в глубине ее ожесточенного сердца, осуществился, месть свершилась: мир сам испытал великие потрясения. Действительно, Западная империя пала, скорее всего, в результате действий Гонории. Никогда не недооценивайте силу красивой женщины, собирающейся использовать свою красоту в качестве силы. Как Елене было суждено принести гибель Трое, так и Гонории — Риму.

Совсем недавно в Константинополь пришел секретный посланник от некоего Бледы, который называл себя истинным властителем гуннов. Он принес удивительные вести: толстый, жадный до золота старый — вождь Руга погиб на троне от руки таинственного выходца из пустыни, Аттилы, потерянного сына каганской семьи, сейчас ставшего взрослым.

Феодосий узнал об этом и очень обеспокоился. Вскоре император передал об услышанном Галле Плацидии в Равенне, поскольку она могла больше сказать о гуннах. Грубые полулюди-полуживотные, жившие мирно, были почти забыты всеми где-то за границей Паннонии уже целое поколение. Но Феодосий все равно волновался. Было такое ощущение, что новое имя как-то ему знакомо. Еще ребенком довелось слушать рассказы…

В Равенне Галла сама прочитала послание. Такого выражения лица Валентиниан у своей матери еще не видел и удивился.

— Что это? — спросил он. — Мама? Что это?

Галла подняла глаза. Лицо приобрело пепельно-серый оттенок. Императрица казалась пораженной, рассерженной и испуганной одновременно. Сначала она едва ли могла ответить, качая головой и не веря написанному. Наконец произнесла:

— У гуннов новый вождь.

— У тех вонючих всадников с узкими глазами? И что? Что такого? — Валентиниан усмехнулся. — Я слышал, они носят меховые куртки, сшитые из шкур полевых мышей!

— Они не носят шкур полевых мышей, — сказала Галла необычным ровным голосом. — У гуннов доспехи из дубленой кожи. Иногда — из шкур волков, которых мальчики того народа в возрасте двенадцати лет, проходя ритуал посвящения, убивают в дикой местности, вооруженные лишь одним копьем.

— Зачем ты рассказываешь мне это? — спросил Валентиниан. Он сел и скрестил руки.

Видимо, Галла не обратила внимания на сына и продолжала смотреть куда-то вдаль.

Валентиниан почувствовал, как мать начинает сердить его, что было не такой уж редкостью. Она такая… высокомерная. Откуда Галла все это узнала? Да кто тут вообще император?

— Гунны — самые опасные из всех варварских народов, — сказала наконец мать.

— Они счастливо живут у наших границ уже три десятилетия, и ни разу не роптали! — воскликнул Валентиниан. — Неплохой барьер между нами и всей этой ужасной Скифией. Гунны — не наши враги.

— Уже наши, — ответила Галла.

Аттила сел, поглаживая свою седую редкую бородку, и стал обдумывать, что рассказали шпионы. Его глаза блестели от изумления, в голове одна за другой рождались все новые мысли. Великий гунн засмеялся. Вернее, раздался отрывистый и резкий взрыв хохота.

Сколько слабости! Сколько дыр в казавшейся неприступной римской крепости!

Галла была все еще жива и правила на Западе. Хладнокровное зеленоглазое чудовище, источник мучений и пыток отрочества Аттилы. Этот монстр гонялся за ним по всей Италии, словно хищник, и убил бы как крысу. Но маленький мальчик-крыса, которого Галла хотела уничтожить, скоро вернется. Вот досада-то! Аттила вернется, а императрица задрожит, взглянув ему в глаза. В глаза, видевшие такое… Аттила вернется во главе армии воинов, бесчисленной, как звезды. Ослабленные римские легионы вряд ли смогут противостоять и сражаться.

Галле придется наблюдать, как ее мир гибнет в огне. Зеленые виноградники Мозеля, пшеничные поля Галлии, согретые солнечными лучами оливковые рощи Тосканы — все превратится в пыль. Виллы богачей в Кампании будут сожжены дотла, останутся лишь почерневшие руины. Величественные дворцы и храмы самого Рима, торжественные суды, христианские церкви и соборы — все падет и сровняется с землей, перемешается с глиной, тем источником, который они так высокомерно презирали. Любимая империя Галлы исчезнет под копытами лошадей гуннов.