Эммануил Флисфиш - Кантонисты

Положение евреев было невыносимо еще и потому, что в Николае I утвердилось предубеждение и недоверие к их нравственным качествам. Он считал евреев вредным элементом, с которым нужно бороться, чтобы обезвредить, исправить, покорить их решительными мерами, какие подобают государству с твердым порядком, способным укрощать своих граждан.

В России николаевской эпохи закон исходил из того положения, что евреи не пользуются никакими правами и поэтому все, недозволенное им положительным законом, считается запрещенным. А те весьма ограниченные права, которые признавались за ними, на деле попирались и постепенно урезывались низшей администрацией. Евреям, скученным в городишках и местечках «черты еврейской оседлости», приходилось иметь дело с алчными и грубыми становыми приставами. Эти начальники были настоящими кровопийцами. В начале прошлого столетия, когда стали создаваться на юге России еврейские земледельческие колонии, к обычным поборам прибавилась новая статья дохода. Новоиспеченных земледельцев власть на местах стала облагать поборами. Не дашь — хуже будет. Не даром же власть осматривает, что-то записывает, отмечает, приказывает и распоряжается. Одному надо дать масла, другому — сыру, третьему — картошки. И поэтому все давали, не протестуя. Но то было в созданных еврейских колониях, где взятки брали натурой, следовательно в более или менее ограниченных размерах. А что проделывала власть в местечках и селах?

…Однажды исправник нагрянул в одну из деревень Слонимского уезда и остановился у корчмаря. Кстати, у корчмаря имелась в запасе для начальства удобная комната и угощение и все это, вдобавок, предлагалось радушно и бесплатно. Исправник к тому же был падок на еврейскую фаршированную рыбу.

— Что нового, ваше Высокородие? — спрашивает фамильярно Хаим, накормивши и напоивши начальство.

— А вот налетел выгонять батраков на шоссе, — отвечает исправник.

— Боже, что ж со мною теперь будет? — заволновался корчмарь.

— А что?

— Я теперь нищий. Все батраки мне должны, все долги лопнут.

— А долги за что? За водку?

— Нет… но…

— Не ври, мошенник! Ну, водочные долги твои, как есть, пропадут. Разве не знаешь, что водку в долг отпускать запрещено законом?

Еврей поник головой и заломил руки. Воцарилось молчание.

— А много долга? — спросил исправник через несколько минут. Еврей назвал круглую сумму.

— Имеешь расписки должников?

— Какие тут расписки! Разве вы не знаете, что мы на слово верим.

— Ну, значит, Хаим, пиши пропало.

— Если бы их не выгоняли… — рассуждал задумчиво шинкарь.

— То что было бы?

— Уплачивали бы понемножку. Кстати, и хороший урожай предвидится.

— А что дашь, если взыщу твои долги?

Хаим затрепетал от радости.

— Дашь половину — возьмусь, — решительно объявил исправник, укладываясь на пуховики. Дело было улажено.

На другой день, чуть свет, деревня зашевелилась, заволновалась. Сотские бегали как угорелые из дома в дом и сгоняли народ, как на пожар. Бабы сопровождали своих мужей и сыновей и голосили навзрыд. Вся толпа сгонялась к управе. Разнеслись слухи, что прямо со сходки неисправных податных плательщиков погонят на казенные и частные работы куда-то в страшную даль. Об этих слухах позаботился шинкарь, по совету самого исправника.

Народ сплошной толпой с обнаженными головами долго ждал появления начальства, переминаясь с ноги на ногу.

При появлении исправника толпа поклонилась в пояс. Несколько стариков выступили вперед и бухнулись ему в ноги:

— Не губи, батюшка, не губи, родимый!

— А что? — спросил надменно исправник.

— Не гони на работы! Бог милостив, хлебец народится, все уплатим, до копеечки уплатим. Нешто платить не хотим? Неможется, родимый, видит Господь — неможется.

— Да что вы, ребята? Я совсем по другому делу приехал; по делу радостному — вот что!

Мрачные лица в толпе на миг озарились надеждой.

Исправник направился в сельскую управу, позвав за собою людей.

— Ведомо ли вам, ребята, что жидов из деревень гнать велено?

— Чули это мы, — отозвались одни.

— Давно бы так, нехристей.

— Водку в долг не отпускать строго было наказано жидам. Об этом знаете вы?

— Ни-ни, сего не ведаем.

— Так ведайте же!

— Значит и платить не надо? — спросил кто-то, выдвинувшись из массы.

— Не только что платить не надо, но жиды, отпускавшие свою поганую водку в долг, вопреки закону, должны еще платить деревне штрафу столько же, сколько им народ задолжал. Штраф этот пойдет на податную недоимку — вот что. Поняли?