Но Шах-Мелик отвернулся, и армянин успел сунуть шарик за пазуху.
Тимур поднял голову и посмотрел на Мулло Камара:
— Оплошал?
Мулло Камар, хватая себя за грудь, забормотал:
— Оплошал, милостивейший, оплошал!
— Ступай, одумайся. И ты, армянин, уходи. Иди куда хочешь. Не хочешь ли чего из книг взять?..
— Зачем мне?
— Как хочешь…
Но, глянув вслед Мулло Камару, позвал его назад:
— Стой! Ты скажи: конницу у них видел?
— Какую?
— Баязетову! Какую же еще?
— И ту, которая при нем, в Бурсе. И по дороге встречалась.
— Какие у них лошади?
— Как у всех там.
— Арабских кровей?
— Красавцы!
— Хороши. Но не для битвы… запальчивы. У нас их лошади есть. У Халиля есть. Он их любит.
— Не скажу, не знаю, каковы для битвы. А когда поскачут, глаз не оторвешь!
— Ну, иди. Иди!
— Оплошал! И как, сам не пойму. Как во сне!
— Иди, одумайся.
Оставшись вдвоем с Шах-Меликом, Тимур сказал:
— Вели их назад в мешок собрать да брось туда же, в подвал. Спрошу Султан-Хусейна, откуда раздобыл такую добычу. Как вернется, так и спрошу.
Он сам поднял с пола свой синий тулуп и попытался накинуть себе на плечи. Но не смог, и Шах-Мелик помог ему.
Он вышел во двор и сразу увидел Халиль-Султана.
— Замерз?
— Я около костра…
— Не хочешь ли проехаться?
— Не темно, дедушка?
— На снегу дорога виднее. У тебя арабских кровей есть тут?
— Лошади?
— Не слоны же!
— Я всегда их держу.
— Вели, какие покрепче, нам заседлать.
— У меня всегда наготове стоят заседланные.
— Поедем. По морозу хорошо!..
Халиль-Султан свистнул, и воины, мгновенно понимавшие его знаки, подвели лошадей.
Они проехали мимо костра, вспугнув стражей, и вскоре повернули в пустынную долину.
Охрана, в меру отстав, ехала следом.
А мешок с книгами, ухнув, повалился на то место в подвале, откуда был выкраден.
Накинув на плечо старенький переметный мешок, обзаведясь посохом, Мартирос пошел дорогой, предназначенной ему в Мецопском монастыре.
Сед, невзгляден, соблазна для пленения он не являл, потому путь ему выпал в сторону больших Тимуровых дорог, где воинствовали завоеватели.
Его обетом было, когда выпадет случай, помогать своим людям: раненого ли поддержать, ребенка ли укрыть от гибели, вызволить ли человека из плена, искать обездоленных и всюду свершать благое деяние в тяжкую пору бедствия.
Монастырь и возглавил этот тихий, незаметный подвиг народа, когда ни властители, ни витязи не могли собрать сильного воинства для обороны, ибо вся Армения была разорвана на мелкие области, а народ — разобщен.
Лишь монастыри, подавая друг другу весть по узким горным тропкам, ободряли отважных, собирающихся небольшими братствами для отпора мечом, привечали немощных и детей, укрывали ищущих убежища, принимали на сбережение скарб ремесленников, сокровища владык, достояние старцев, достаток купцов, поклажу воинов, пожитки бедняков, всякое насущное имущество, какое кто смог спасти от разорителей и злодеев. Отдав это монастырю на сбережение, разные люди уходили каждый своим путем: сильные на борьбу, хилые — за милостыней, купцы — на поиски прибытка, старцы творить добро, Мартирос шел творить милосердие.
Светло, словно только что в бане вымыто, розовело его старческое лицо сквозь реденькую, жесткую седину.
Ноги в мягких постолах ступали бесшумно. Лишь посох изредка постукивал о камень.
Он спускался с гор в долину, сокрушенно глядя на пустые, разбитые, разбросанные, как глиняные черепки, остатки селений. На ямы землянок, куда рухнули обветшалые кровли.
Лишь кое-где, непонятно как, уцелели немногие домашние птицы, взлетавшие или убегавшие в тень камней, едва чуяли на себе взгляд прохожего странника.
Среди одного из пустырей к нему пристала молодая серая собака. Долго принюхивалась к его следу, осторожно преследуя старика.
Оба были бездомны и голодны.
Она освоилась, свыклась с Мартиросом, присмирела и долго бежала рядом. Но, не доходя до одного из селений, вдруг взвизгнула и сгинула. Мартирос задумался и прилег в канавке, высматривая, нет ли кого живого среди руин.
И живые оказались: из-за полуобвалившейся стены появились трое воинов и шажком поехали стороной.
Собака сослужила Мартиросу — остерегла. Но больше не показывалась, и он ушел один. Если бы собака не приставала к нему, не плелась возле него, теперь он, может быть, и не заметил бы, насколько он один среди селений без населения, в сени садов без садовников.
Читать дальше