Сергей Бородин - Костры похода

А монахи смотрели сверху, перешептываясь: что это там за книги? Но никак не могли разглядеть из-под потолка. Неожиданно игумена потребовали к казначею. Казначей хотел знать, есть ли в монастыре надежные кладовые.

Дряхлый старец, опиравшийся на руку плечистого келейника, заколебался:

— Осмотри. Мы покажем.

Опираясь о монаха правой рукой, левой упираясь в посошок, сгорбившись, игумен повел казначея по монастырю.

Он показывал кладовые, за низкими коваными дверями или за решетками из толстых прутьев. Но и двери и запоры везде оказались сбиты и выломаны воинами, очищавшими монастырь для повелителя.

Казначей приметил небольшой подвал под одним из сводчатых амбаров. Но игумен, вдруг оживившись, отсоветовал:

— Сыро там. Если же подвал выбирать, есть другой, под трапезной. В сытные времена там припасы хранили.

Казначею не понравились слова игумена: будто нынешнее время хуже каких-то стародавних сытных времен, но смолчал и неторопливо спустился крутым ходом в темное подземелье.

Смешанный запах плесени и пряных трав обеспокоил казначея.

— Сыро и тут.

— Арзрум — холодное место! — уклончиво ответил старец.

Казначей заметил на земляном полу гнилые головки чесноку или луку, засохшие пучки каких-то трав, перевязанные соломинками, и, послав воинов подмести подвал, заспешил на свежий воздух.

Когда перевязали каждую горловину мешка, казначей опечатал каждый узелок своей печатью и сам постоял над лестницей, при свете чадящих факелов, следя за каждым мешком, опускаемым в темные недра подвала.

Он своими руками запер кованую решетку и навесил на петли медный самаркандский замок, запирающийся винтовым ключом.

Таким же замком он запер и низенькую железную дверь, задвинув ее широкий засов. Ключи же на ремешках привесил к поясу, уже отягощенному связкой прочих ключей — длинных, винтовых, какими заперты тысячи дверей по всем улочкам и закоулкам Самарканда или Бухары; венецийских — с плоской бородкой, где прорезаны литеры или крестики, и русских с крюками, с колечками из желтой меди. Каждый надлежало хранить дороже жизни, страшно голову потерять, да голова своя, куда страшней провиниться перед повелителем: ключик не велик, но к великим соблазнам путь пресекает!

Стражами к дверям казначей приставил курдов.

Обутые в мягкие туфли поверх плотных, негнущихся чулок, в коротких, до колен, стеганых халатах, перехваченных вязаными пестрыми кушаками, с ножами и кинжалами, засунутыми за пояса, курды так хищно поглядывали из-под рыжих шерстяных чалм, что казначей сам робел, когда оставался с ними с глазу на глаз. Покинув их в темноте двора, он заспешил прочь, боясь отстать от факельщиков.

К ночи заморозило.

Полетел редкими пушинками первый снег.

Тимур велел принести себе в келью жаровню и, как издавна повелось у него, каким бы ни был усталым, прежде чем спать, велел пускать к нему проведчиков, — он никогда не оставлял до утра ни гонцов, ни проведчиков, сошедшихся за день, ибо могли явиться вести, нуждавшиеся в скорых решениях.

Едва трясущийся, припадочный оборванец уходил от ковра Повелителя Вселенной, через другую дверь входил дородный, но раболепствующий самаркандский купец. Едва закрывалась дверь за купцом, входил дервиш, закатывая глаза от привычки общаться с аллахом. Едва уходил дервиш, появлялся левантиец в широком бурнусе, волоча подношение — переметный мешок с пряностями и драгоценными благовониями в подарок. Даже старуха, взлохмаченная костлявая ведьма, вползала к нему, нашептывая, как заклинания, тайные вести об известных людях, предающихся запретным порокам, ибо и сподвижников своих, ближайших своих соратников, Тимур желал знать как самого себя. После ведьмы в воздухе еще трепетал острый запах нечистой женской плоти, а уже входил слепой старец с остроглазым поводырем…

Оборванец, явившийся из Фарса, рассказал, что тамошний правитель, внук повелителя, сын Омар-Шейха Пир-Мухаммед, занимается не царским делом: лечит своих слуг по книге стародавнего бухарца Ибн-Сины, а теперь вдруг надумал сам варить какие-то зелья. Сказывают, яды варит. А на кого те яды готовятся, про то толкуют разное.

Об этих делах внука Тимур уже знал. Какой лекарь! Яды? Зачем ему яды? А ведь ему дан указ собрать, вооружить и готовить войско, стоять наготове, ждать, когда позовут сюда. Войска он не собрал, припасов для воинов не запасает, сам сюда не собирается, яды варит! Придется послать за таким правителем Фарса, здесь с ним поговорить…