Анна Антоновская - Время освежающего дождя

Русудан надменно вскинула голову:

— Бог не обидел памятью Георгия, он никогда не забывает ни друзей, ни врагов. Но приходится удивляться, почему Зураб готов так легко примириться с волчьей стаей? Неужели он забыл, как Шадиман обманом выманил арагвинское войско, а потом в темную ночь, в ущелье, подкрадывался к замку благородного Нугзара, их доблестного отца, где собралась фамилия не только Саакадзе, но и Эристави Арагвских? Неужели Зураб надеется на какую-либо перемену в «змеином» князе?

Наполнив до краев, Зураб высоко поднял чеканную чашу:

— Как я пью это вино, так заставлю Шадимана выпить чашу его собственной крови! Я прибью шкуры друзей его к порогам моего замка! Я…

Едва переводя дух, вбежал Автандил и задорно похвастал своей удачей: готовясь к званию «барса», он сейчас в метании копья победил меткого Элизбара.

— Щенок! — вдруг загремел Зураб, вскакивая. — Кого ты можешь победить? — и, оглядев Автандила с головы до ног, неожиданно размахнулся и ударил его по щеке:.

Автандил зашатался, беспомощно заморгал, держась за щеку, но вдруг остервенело скинул куладжу, сорвал со стены шашку и взревел:

— Защищайся, князь!

Зураб едва успел схватить с тахты свою шашку.

Сверкнули клинки, высекая искры. Рассвирепевший Автандил в бешенстве наносил удары. Зураб, отступая, с трудом отбивался. Сначала они метались по дарбази, и Зураб то ощущал спиной деревянную облицовку стены, то пятился к нишам, сбивая роговые светильники, то вскакивал на тахту, то прижимался к узорным столбикам. Наконец Автандил вытеснил оскорбителя из дарбази. Лязг шашек послышался где-то наверху.

Русудан наполнила чашу вином и стала отпивать спокойными глотками, вытирая губы кончиком расшитого платка. Раздались грохот, звон разбитого стекла, гудение падающей меди, крики, топот ног. В дарбази вбежала Дареджан, жена Эрасти:

— Княгиня, княгиня, горе мне! Они убьют друг друга!

Русудан, надкусив засахаренное яблоко, протянула ей чашу:

— Садись и пей, Дареджан. Не так легко убить Зураба Эристави и Автандила Саакадзе.

И действительно, обежав верхний этаж, позвенев клинками на плоской крыше, скатившись с каменных лестниц, противники впрыгнули через окно в дарбази, наполняя его грохотом.

— Куда усадить его, моя прекрасная мать? — И Автандил притиснул Зураба к стене.

— Усади его поближе к вину, мой сын! — И Русудан доверху налила чашу брата.

Автандил, тесня Зураба к тахте, ловким ударом выбил из его рук шашку и принудил опуститься на мутаку. Восхищенный Зураб разразился хохотом. Дареджан незаметно перекрестилась.

— Теперь я вижу, что в тебе течет кровь князей Эристави Арагвских! Зураб бурно обнял племянника, трижды поцеловал и протянул ему, сняв с пальца, рубиновый перстень.

— Спасибо, дорогой дядя, а все же запомни, победил тебя сын Георгия Саакадзе.

Едва успели слуги распахнуть ворота и схватить коня под уздцы, как разгоряченный Бежан, сын Эрасти, захлебываясь, рассказал Моурави о поединке: «Сколько посуды перебито! Ковер порвали! Медный котел с инжирным вареньем с крыши столкнули!»

Шагая к лестнице, Саакадзе с притворной серьезностью расспрашивал Бежана — рубился ли Зураб как хевсур или наносил боковые удары по-картлийски, и не нападал ли Автандил сзади?

Мальчик подробно рассказывал про все приемы нападения и защиты.

Остановившись на площадке и нарочито задумавшись, Саакадзе наконец одобрительно произнес:

— Придраться не к чему, бодались по правилам!

Эрасти ухватился за каменные перила. Бежан негодующе посмотрел на хохочущего отца и погрозил ему своей маленькой шашкой.

Саакадзе в своей комнате выслушивал Зураба.

— Жаль, Георгий, что не удостоил ты посещением Совет князей.

— Не из гордости или смирения отклонил я приглашения владетелей, мой брат Зураб. Озабочен я. Только шесть месяцев минуло, как мы изгнали врага и и на отнятом рубеже поспешили устроить заслон. А сколько еще предстоит дел, чтобы народ мог считать себя в безопасности. Думаю, я не ошибся, прежде всего обратив внимание на деревни. Земля опустела, заросла сорняком. Не дымятся очаги, всюду камни и обгорелые пни. Дети болеют, многие крестьяне бежали в монастыри искать спасения. Царство поредело. Я отправил амкаров-плотников в деревни, особенно пострадавшие от неистовства кизилбашей. Пануш, Элизбар, Матарс, даже дед Димитрия без устали мечутся от Гори до Тбилиси, им поручил я восстановить старогорийскую дорогу. Мосты наводят пока деревянные, не хватает монет тесать камни. А Тбилиси? Вот я сейчас с майдана. Амкарства в будни празднества устраивают… Страшное дело! Торговля гибнет. А нет торговли — нет богатства, а нет богатства — нет устойчивости страны.