Еремей Парнов - Заговор против маршалов

— Я тоже не знаю. Более того, впервые слышу о самой встрече. Однако мне известно, что журнал Люден­дорфа конфискован.

— Даже так?.. Значит, все-таки нет дыма без огня. Что-то происходит.

— В этом мире, господин Мастный, всегда что-ни- будь происходит. Происходило и, вероятно, еще долго будет происходить.

На следующий день, в четверг, Уильям Додд имел получасовую беседу с советским полпредом.

Суриц рассказал о званом обеде, который давал пле­мянник Геринга, видный чиновник Рейхсбанка. Кроме него были Франсуа Понсе, принц Луи Фердинанд и Яльмар Шахт.

— Шахт? — обрадовался поводу зацепиться амери­канец.— А мне говорили, что он ведет секретные пере­говоры с эмиссаром Кремля?

— Не может быть,— рассмеялся Суриц.— Я бы, на­верное, об этом знал.

— Знать и сказать о том, что знаешь,— разные вещи,— в тон ему пошутил Додд.

— Естественно, если переговоры секретные. Но я на самом деле ничего не знаю.

Додд решил, что русский помимо прочих его качеств превосходный актер. Вальтер Дюранти — московский корреспондент «Нью-Йорк таймс» с 1921 года — под­твердил первоначальный сигнал. Целью переговоров бы­ло торговое соглашение, которое могло проложить до­рогу к политическому договору.

Последнее представлялось Додду маловероятным.

Яков Захарович Суриц действительно не был про­информирован о тайных встречах рейхсминистра и пре­зидента Рейхсбанка Шахта с заместителем торгпреда Канделаки. По поручению Сталина и Молотова он дей­ствовал в обход Наркомата иностранных дел и пол­предства в Берлине.

Войтек Мастный телеграфно проинформировал ми­нистра Крофту.

...Было бы нечто иное, если бы дела в России продолжали развиваться в направлении абсолютной дес­потии, опираясь на военных. В этом случае нам, ко­нечно, не следовало упускать момент, чтобы снова включиться в русские проблемы.

Москва (вне очереди)

...Слухи о заговоре в высшем эшелоне Красной Ар­мии следует расценивать как вымышленные заключе­ния из ранее состоявшихся процессов. Не отмечается никаких признаков напряженности в отношениях меж­ду Сталиным и Тухачевским, а также другими гене­ралами.

...Проведенный в военном министерстве анализ раз­ведывательных данных показал, что ни Тухачевский, ни другие советские генералы не поддерживают ника­ких связей с «троцкистской оппозицией» и едва ли помышляют о военном путче против Сталина.

Получасовое свидание с фюрером окрылило Гейдриха, хоть и пришлось порядком поволноваться. Пока Гитлер перелистывал подшитые в дело листы, группенфюрер пережил немало тревожных мгновений. Неволь­но вспомнились выпускные экзамены, связанные с ни­ми опасения и головокружительные надежды. Докумен­ты, конечно, прошли строжайшую проверку самых при­дирчивых экспертов технического отдела, но от Гитлера можно было ожидать чего угодно. Особенно присталь­но он приглядывался к бланкам, где русские генералы «расписались» в получении денег. Чего вдруг? Там и смотреть-то не на что: только сумма и подпись. Сомне­ваться в качестве? Но факсимиле выполнены образцово. О чем он вообще думает? Или кто-то уже пересек до­рогу? Бломберг? Канарис? Неожиданные подводные камни в расследовании инцидента с архивом?

Когда наконец из высочайших уст прозвучало первое слово одобрения, Гейдрих ощутил несказанное облег­чение. Это походило на анестезию, заморозившую ис­терзанную болью десну. Даже холодная испарина выс­тупила на лбу.

— Сразу видно, что поработали настоящие масте­ра,— выдвинув нижнюю челюсть, улыбнулся фюрер, что было верным знаком полного удовлетворения.— Смело вперед, мой Гейдрих! Это не только потрясает устои красноармейской верхушки на данный момент, но и скажется на боеспособности России на многие годы вперед.

Затем, коснувшись процесса троцкистов, он похвалил Гейдриха за прозорливую инициативу и назвал Стали­на «хорошим парнем», у которого можно многому по­учиться.

— Мы у него в долгу,— умело подыграл группенфюрер.— Он прикончил сбежавших от нас еврейских коммунистов.

На Принц Альбрехтштрассе Гейдрих вернулся в при­поднятом настроении. Перед тем как вызвать Беренса, неспешно, смакуя, высосал бокал мозельского. На почти безоблачном горизонте различалась лишь одна тревож­ная тучка — Прага.