Еремей Парнов - Заговор против маршалов

Артузов учился в Петербургском политехническом, где химию читал знаменитый чудак Каблуков, а физи­ку — Скобельцын. Понимание мироустройства на самом тонком — спектральном, вероятностном уровне давало редкое преимущество. Не только в оперативном смысле, когда порядок действий просчитывался чуть ли не с математической строгостью, но в самом широком. Ме­ханизм, превращавший человека в послушного испол­нителя, был понятен до мельчайших деталей, но это никак не снимало постоянно вспыхивающего, словно сигнал тревоги, вопроса: «Зачем?» И потому, наверное, ему было труднее приспособиться, чем прочим, не об­ремененным излишним знанием.

— Пройдите, товарищ Артузов,— пригласил вре­менный секретарь, сообразуясь с одному ему понятным треньканьем на телефонном столике.

Нарком был один в необъятном своем кабинете. Горела настольная лампа с жестяными листьями по ободу абажура, бросая отсвет на застекленный порт­рет вождя. Ворсистый ковер заглушал шаги. Словом, все, как обычно. Разве что сам Ягода выглядел несколь­ко возбужденным. Его и без того красные щеки пят­нали багровые тени, и мушка усов, заметно поседев­ших, непривычно топорщилась, как бы придавая лицу обиженный вид. Он поднял воспаленные, отмеченные печалью глаза и указал на стул.

— Из Германии поступила информация,— без лиш­них предисловий начал Артузов,— о якобы существую­щем в Красной Армии заговоре. Возглавляет его гене­рал Тургуев.— Раскрыв папку, он бережно опустил ее перед наркомом и взял стул.

— В РККА нет генеральских чинов,— буркнул Яго­да и потянулся за очками.

— Всяк зовет на свой лад, Генрих Григорьевич.

— Да, конечно,— нарком надел очки, поморщился и полез в карман галифе за платком. Дохнув на стек­ла, небрежно протер и вновь водрузил на место.— Что- то не знаю я такого генерала... Тургуев? — он при­близил к глазам скрепленные листки.

— Мы навели справки. Под этой фамилией в 1931 го­ду в Германию командировался Михаил Николаевич Тухачевский.

— Вот как?.. А что за источник? — Ягода пробе­жал глазами документ.— Мутноватый источник, вам лично не кажется?

— Так точно, Генрих Григорьевич, источник подоз­рительный. Видно, кому-то очень хочется...

— А вы не делайте выводов, товарищ Артузов! — нарком раздраженно вздернул подбородок.— Вернее, не очень спешите с выводами,— поправился он, не от­рываясь от бумаги, и вдруг закашлялся, роняя капель­ки слюны на петлицы со звездами генерального ко­миссара.

Артузов деликатно отвернулся, но краем глаза сле­дил за движением очков вниз по строчкам. Ягода вни­мательно прочитал оба листка и сразу же вернулся к началу. Но тут горящие под лампой ободки стекол замерли. Генрих Григорьевич думал.

Перечитывать информацию было ни к чему. Требо­валось совершенно иное: восстановить нарушенное рав­новесие. С документом, каким бы он ни был, не считать­ся нельзя. Его наличие уже само по себе требует полной переоценки. Значит, необходимо переосмыслить взаимо­действие разнонаправленных сил, подвести под них новую составляющую. Как и Артузов, Ягода не чуж­дался абстракций. Навыки статистика помогли ему свести информацию в некое подобие таблицы. Общий баланс подбивался чисто качественно со знаком плюс пли минус. Причем без личностных нюансов и полу­тонов. Старый большевик, подпольщик, он виртуозно ориентировался в сложных перипетиях внутри­партийной борьбы и хорошо знал очень многих людей. Военных — тем более, потому что сам прошел граж­данскую на Южном и Восточном фронтах. Став в двад­цатом членом Президиума ВЧК, он за четыре года достиг зампредовского поста в ОГПУ. Отсюда и кругозор, позволявший быстро найти наилучший ва­риант, чему немало способствовала и безотказная память.