Еремей Парнов - Заговор против маршалов

С пещерных времен смерть безотказно служила политике. Мировая бойня, открыв счет на миллионы и миллионы, содрала непрочную пленку цивилизации. Фридрих Ницше оказался пророком. Бог действительно умер. Зловещая эмблема, уместная прежде разве что на кладбище или в монашеской келье, перекочевала на солдатский мундир. Как раз к сроку подросло новое бес­памятное поколение, жаждущее упиться бредом. Под­точенный неизлечимым недугом мир разлагался зажи­во, но этого никто не видел. Пророков, как обычно, побили каменьями — кто мыкается на чужбине, кто подыхает за колючей проволокой.

Чисто внешне официальная церемония протекала без единого сбоя, в полном согласии с графиком и предпи­санным этикетом.

Жарко пылали свечи, отуманенные влажным ды­ханием цветов. Рябило в глазах от геральдической рос­сыпи алых и белых роз. Оранжерейной духотой одурма­нивали сингапурские орхидеи и нежные, чуть тронутые увяданием фиалки Пармы.

Фотографы, не сумевшие обзавестись пригласитель­ными билетами, приникли к пикам ограды. Дымно вспыхивал магний, высвечивая фасы и профили в раз­меренно продвигавшейся веренице высокопоставленных персон. Ордена на подушечках, вызолоченные кареты, бифитеры с алебардами — все было многократно запе­чатлено на пластинках и пленках. Люди на тротуарах. Кортеж лимузинов с флажками: «роллс-ройсы», «пак­карды», «альфа-ромео», «бьюики». Лакированные кас­кетки полиции. Августейшая вдова под белой вуалью. .

Белое — траурный цвет королев. Тщательно подвитые усы и бородка Эдуарда — крупным планом.

«Король умер, да здравствует король!» Жизнь про­должается.

Вспышка за вспышкой, словно блики в потоке бытия: услужливо распахнутые дверцы, медленно распрямля­ющиеся фигуры в цилиндрах и треуголках, адмиральс­кие фуражки, импозантные лысины, почтительно скло­ненные проборы. Азартная охота, расточительная, как сама жизнь. Разве что сотая доля отснятого материала обретет вневременность застывшего мига на цинковой пластине набора. Остальное — насмарку, а всего лучше в огонь, чтоб извлечь из пепла серебро. В огне обновляет­ся природа, но заключенная в черепе вселенная, не­повторимый микрокосм исчезают бесследно. Всеведущая наука открыла, что и в человеческом теле содержатся драгоценные элементы, правда в ничтожных количест­вах. Немецкие ученые даже сумели подсчитать, сколько это будет в пересчете на пфенниги. Ничтожная сумма! Волосы, идущие на парики, намного дороже находя­щегося в них золота.

В атмосфере разливалось растлевающее дыхание гидры, еще не готовой плюнуть огнем.

Британия правит морями, Британией — кабинет министров, король представительствует. Минули дни официального траура. Страна отпраздновала корона­цию Эдуарда Восьмого. Сейсмограф дипломатической активности лихорадочными всплесками регистрировал назревавший разлом земной коры. Шифровальщики трудились в поте лица. По всему выходило, что тридцать шестой год станет переломным.

Советская делегация — правительство представлял Литвинов, армию — Тухачевский — оказалась в центре всеобщего интереса. Англия как бы заново открыла для себя романтического героя, который уже однажды стоял под стенами Варшавы и вполне способен на куда бо­лее дерзкий поход. Срочно переводилась изданная во Франции биография маршала. Оказалось, что и в эпоху сплошной механизации личное обаяние кое-чего стоит.

Особняк на Кенсингтон пэлес гарденс, 5, где разме­щалось советское полпредство, превратился в одно из наиболее притягательных мест британской столицы.

Полпред Иван Михайлович Майский (на пригласи­тельных билетах, как и в верительных грамотах, ранг советского представителя полностью соответствовал титулу Венского регламента [6] Ambassadeur Extraordinaire et Pleneporentiare — Чрезвычай­ный и Полномочный Посол. ) устроил прием, на кото­рый были приглашены высшие офицеры Великобри­тании.

Специально для них прокрутили порядком исцара­панную ленту, запечатлевшую воздушный парад. Когда на небольшом экране замелькали выпрыгивающие из люков фигуры в комбинезонах и шлемах, десятки, сот­ни, может быть, тысячи раскрытых куполов, послыша­лись восхищенные возгласы. Массовость десанта и юве­лирное приземление одновременно восхитили и ошело­мили обычно сдержанных англичан. Как только зажег­ся свет, посыпались вопросы:

— Это солдаты или тренированные спортсмены?

— Сколько человек было в воздухе?

— Вы создаете отборные формирования?