Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 3.

— Увезу за попутьем, насчет цены столкуемся.

— Когда будешь в Невере?

— В Невере-то? — Старик посмотрел на окрашенный вечерней зарей небосклон, почесал за ухом. — На пятый день будем, наверное.

— Долго, дед. А если к твоему коню нашего подпречь, саврасого, который на пристяжке у тебя шел, как сюда ехали, — доставишь за два дня?

— Да хоть не за два, но ежели Савраску-то подпречь, то на третий день доедем.

— Мы тебя и овсом снабдим на дорогу, а Савраску навовсе отдадим, только довези поскорее.

— Савраску навовсе отдашь? — изумился обрадованный дед. — Верно говоришь? Ну, спаси тебя Христос! Ежели так, то я и постараюсь, может, и за два дня домчу. Пусть готовятся ваши, чтобы завтра до свету выехать. Да-а, скажи, как оно получается… — Дед так и порозовел в лице, не в силах сдержать охватившей его радости. — Даже не верится: эдакого коня и, можно сказать, ни шла ни ехала, заполучил… А вить в деревне-то нашей ишо, чего доброго, и не поверят. Может, гумагу мне напишете насчет этого, чтобы с печатью, значит, как положено.

— Дадим документ с печатью, напишем, что коня тебе продали и деньги получили.

— Ну спасибо, сынок, уважили старика, век вас не забуду.

Поздней ночью, когда и на постоялом и в доме Шкарубы все уже спали, по берегу бурливой Тынды медленно прохаживались Сергей Лазо и Ольга. Они уже обо всем переговорили: и о конспиративной квартире в Невере, и кого там разыскать в первую очередь, и куда сдать раненого Подгурского.

— А главное, Оля, береги себя, — наказывал Лазо, — в твоем положении тебе нельзя волноваться.

Ранним утром, проводив Подгурского и Ольгу, соратники Лазо решили отправиться в лес — заготовить бревна на плоты.

Шкаруба, очень довольный тем, что его постояльцы всех своих лошадей оставляют на зиму у него и половину отдают ему за прокорм, охотно снабдил новоявленных лесорубов топорами и пилами, посоветовал:

— Бревна-то пилите из сосняку сухостойного, тут его полно, подыметесь этим берегом версты полторы и увидите. А плоты вязать я научу вас.

— Спасибо, — поблагодарил его Лазо. — Но ведь мы хотим там и сооружать плоты, где бревна заготовим, и спустить их досюда.

— Можно и так, тогда я туда пойду, тут недалеко.

Чтобы присматривать за имуществом и приготовить лесорубам обед, в зимовье оставили Тихона и Корнеева, все остальные следом за Лазо гуськом двинулись вверх по Тынде. Последним со двора уходил Семен Балябин. Задержался он потому, что поил коней, задал им корму. Любил Семен лошадей, любил ухаживать за ними, поить их, кормить, потому-то ватная стежонка его и шапка были постоянно обсыпаны сенной трухой.

— Сено у тебя, дядя, хорошее, — сказал он, принимая от хозяина пилу и широкий плотницкий топор, — пырьевое и зеленое, как лук.

— Сено доброе, — согласился Шкаруба. — Тут у нас падушка есть, верстах в десяти отсюда, шибко для сенокосу способная. Пырей в ней родится в пояс человеку, густой, широкоперый, вот там и заготовляю сенцо-то, и для себя и для заезжих хватает.

— Да-а, вот только сложено сено-то у тебя неправильно, к амбарам близко. Обозлишь какого-нибудь чудака, сунет спичку в сено, и заполыхает твоя усадьба ясным пламенем.

— Типун тебе на язык! — рассердился и испугался хозяин. — Да я што… за што меня сжигать-то, сроду худого не делал никому.

— Ну и хорошо, — заулыбался Семен, — это я так сказал, к примеру. Ну, а раз худо людям не делаешь, то и бояться тебе нечего, живи себе не тужи.

Понял Шкаруба, на что намекает Семен, и, хотя уже решил про себя; «Ну вас к лешему, мое дело сторона», долго еще не мог успокоиться.

— Ч-черт долговязый, — сердито ворчал он, теребя пушистую бороду и глядя вслед уходящему в тайгу Семену, — вишь, куда камешки закидывает, волчуга. Я-то вас сразу раскусил, какие вы приискатели, видать сокола по полету, краснюки проклятые. Стану я связываться с вами, как же. Она, власть-то, укрепится по-настоящему, так вас и без меня выловят, никуда вы не денетесь.

К вечеру плоты были готовы. На ночь их пришвартовали у берега, против постоялого двора Шкарубы, а утром чуть свет погрузили на них все свое имущество; ящики с консервами, кули с мукой и закупленной у хозяина картошкой, а оружие — четыре ручных пулемета, винтовки и патроны к ним — скрытно от хозяев унесли на плоты еще затемно, укрыли брезентом.

К восходу солнца все были на плотах, попрощались с хозяином, вооружились шестами.

— Отчаливай, — скомандовал Фрол, ухватившись за огромное кормовое весло. Эхо его голоса отозвалось в горах.