Валерий Замыслов: Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Жаль, что Ярослав расшиб лишь колено. Этот храбрый мальчонка ни о чем не догадался, а вот Владимир почуял неладное и, неожиданно для многих вельмож, бросил воеводу в поруб.

Свенельд грохнул по бревну сруба, опущенного в глубокую яму, кулаком и резко вскинул ноги в кожаных портках. Мыши юркнули в солому, но не пройдет и двух минут, как они вновь полезут на узника. Они малы, но голодны, у них острые хищные зубы, которыми перегрызают даже дерево.

Свенельд как-то видел, как из поруба вытянули мертвеца с объеденным лицом.

В порубе не только холодно и сыро, но и пахнет человеческим зловонием. Свенельду приходится ходить по нужде в угол сруба. Проклятье! И такое унижение приходиться терпеть самому именитому конунгу! Ты будешь жестоко отомщен, Владимир. Если бог Вотан поможет выбраться из этой вонючей ямы, то он соберет свою тысячу викингов, нападет на дворец и изрубит Владимира в куски.

У Свенельда засосало под ложечкой: желудок взывал к пище. Пора спускать обед.

— Караульный!

Гробовая тишина.

— Караульный!

Но голосу из кромешной тьмы через дубовые стены и дубового потолка-настила наружу не пробиться. Да и караульного нет: узник никуда не денется; никто не посмеет вызволить его из поруба без приказа великого князя.

Стражник сидит в особой караульне, защищающей его от непогоды — дождя, метели, зимней стужи. Караульня срублена в «обло», [11] Обло, облый — круглый, закрученный. Рубить в обло — вырубать полукруглый паз в бревне для поперечного бревна. о десяти венцах. Внутри — глинобитная печь и единственное оконце, выходящее на темницу.

Служба в караульне — одна из легких, и служит в ней отрок из молодшей дружины. Утром, в полдень и вечером к нему приходит «малый» из княжеской поварни и приносит снедь. Добрая снедь, сытная, кожаный ремень, опоясывающий чрево, не обвиснет.

Другое дело — кормление узника, но оно скудное. Отобедав, стражник не спеша ступает к порубу, острием копья втыкает в единственное отверстие деревянной задвижки древко и спускает по веревке жидкое варево в железной посудине, — то щи из капусты или из рыбьих голов, то похлебку на горохе. Но прежде летит в поруб ломоть ржаного хлеба. Тут — самая забава для стражника. Он не любит варягов, кои наглы и разбойны, то и дело буянят на улицах Киева.

Стражник старается запустить ломоть в тот угол, из коего исходит тяжелый дух, а узник изо всех сил пытается изловить хлеб руками. Он отчаянно ругается, сыплет на голову караульного проклятия, но того и в три дубины не проймешь, знай зубы скалит.

Вместо меда и пива — баклага квасу. Никакого второго «блюда» узнику не положено, как не положены ему завтрак и ужин.

В послеобеденный час задвижка в деревянном настиле закрывается, и вновь поруб погружается в темь. Узник остается наедине сам с собой, со своими неутешными мыслями. Обросший, полуголодный, с воспаленными от бессонницы глазами. Через неделю-другую его начинают одолевать недуги, тело становится немощным, всё беспомощнее он отбивается от грызунов. Мысли притупляются, угасают.

Князь Владимир посадил Свенельда в ужасный поруб, кой назывался «холопьим». Однако были у Владимира и другие узилища — «тиунский» и «гридник». Если в первый он сажал смертников, то во второй — «годовиков», коему сидеть двенадцать месяцев. Из такого — каждый день убирали нечистоты, кормили три раза, в полудень поднимали крючьями потолочный настил, дабы узник подышал чистым воздухом, а чтобы он не замерз, в поруб кидали овчинную и медвежью шубы. Грызунов в тиунском порубе не было.

В таком узилище мог сидеть кто угодно — от холопа до боярина — лишь бы он не совершил проступок, кой бы привел в гнев князя Владимира. Здесь сидели за провинности, кои не угрожали ни семье великого князя, ни державе.

Гридник же — поруб для избранных, вернее, для членов княжеской семьи. В глубокую и широкую яму опускали сразу два сруба. Один был теплый, с глинобитной печью, с ложеницей и с висячим слюдяным фонарем, кой освещался восковой свечой, другой — холодный, в коем размещали для узника липовые кадушки с медом и солониной, берестяные туески с яблоками и грушами. По праздникам в поруб спускали даже вино. В таком порубе узник мог жить долгие годы.

Приказ Владимира для его бояр показался чересчур жестоким. На Свенельде, кажись, и повинной нет. Княжич Ярослав был предварен, что нельзя хлестать плеткой горячего скакуна, а он хлестнул, вот и понес его конь.

Но Владимир усмотрел в действиях Свенельда злой умысел: и спокойного коня заменил на строптивого, и ненужное слово подкинул княжичу преднамеренно. Кой же мальчонка не ощутит себя мужчиной, оказавшись на резвом, огневом скакуне? Несомненно, Свенельд должен ведать о последствиях, и он едва не лишил жизни сына великого князя. Аль не державная поруха?