Клыч Кулиев - Чёрный караван

Екатерина сидела задумчивая, не поднимая головы. Я принялся утешать ее:

— Не грусти, Кэт. Еще месяц, самое большее — два, и ты увидишь Петербург. Дни большевиков сочтены. Со всех сторон началось наступление на Москву. С севера — наши, с запада — немцы, с юга — Деникин, с востока — Колчак… Американцы, японцы… Большевики в огненном кольце. Недаром они бежали из Асхабада. Вот усилишь, скоро падет и Ташкент.

Екатерина поняла меня по-своему:

— Дохов останется министром. Может быть, станет премьером. А я?.. Я буду принимать у себя в будуаре таких галантных визитеров, как ты? Неплохо придумано.

Нашу беседу прервал дежурный офицер, сообщивший, что меня требует к себе генерал. Я понял — дело срочное. Только дежурному я сказал, что иду сюда.

Допил джин, положил руку на плечо Екатерины:

— Ну-ну, Кэт, подними мордашку. Слышишь?

Она подняла лицо, посмотрела на меня не то печально, не то сердито.

— Когда закончу, прийти?

Нежные губки шевельнулись бессильно:

— Как хочешь…

Не успел я войти, как генерал вручил мне пространную телеграмму. Она была из Лондона, из генерального штаба, и касалась меня. Я быстро пробежал ее. Генерал, видимо, понял, что я спешу. Он сел на диван и сказал со смехом:

— Читай, читай… Не торопись… Твоя Екатерина никуда не убежит.

Я тоже уселся. Еще раз внимательно перечитал телеграмму. Генеральный штаб в целях ознакомления с политической атмосферой и активизации борьбы против большевизма предлагал направить меня в Афганистан, Бухару и Хиву. Раздумывать не приходилось. Сказано, и все… Что может быть сильнее для солдата, чем приказ!

По правде говоря, я не ожидал такого приказа, я готовился не сегодня-завтра выехать в Асхабад. Может быть, поэтому телеграмма поразила меня, сердце забилось сильнее. Не оттого, что я испугался, нет! Говорят, что тридцать пять лет для полковника мало. Я в своей жизни повидал многое, два раза был на краю гибели. Но и тогда не испытывал страха, не думал о будущем. И разве тот, кто боится за свою шкуру, пригоден для нашей профессии? Во всяком случае, то, что такое задание поручалось именно мне — Чарлзу Форстеру, — было не случайно.

Я положил телеграмму на стол и вопросительно взглянул на генерала.

— Трудная задача. Хорошо, если повезет…

— Наград не ожидайте, полковник. — Генерал многозначительно улыбнулся. — Я сам, честно говоря, не ожидаю благодарности за эту нашу миссию. Если счастье нам улыбнется и операция закончится успешно, найдется немало людей, готовых разделить с нами успех. Штаб… Командование… Раньше нас награды получат господа, сидящие в двух тысячах миль отсюда. Но если нам не повезет и операция закончится провалом… О, не дай бог! Тогда все обрушится на нас. От прессы до парламента— все поднимутся на ноги, закричат: «Выпустили Туркестан из рук!» И одному только господу богу ведомо, что с нами тогда будет!

Генерала Маллесона я знал давно. Его считали знатоком Востока, тонким политиком. Поэтому, когда зашла речь о том, кому возглавить военную миссию, направляемую в Закаспий, никто, кроме генерала Маллесона, не был даже назван. Военное командование возлагало на него большие надежды. Ожидали, что он с честью пронесет сквозь бури и грозы старое славное знамя Великобритании.

Генерал продолжал:

— На нашу долю, дорогой полковник, выпала трудная задача. Мы имеем дело с невиданным до сих пор врагом. Вернее — со страшной чумой. Смотрите сами: большевики за несколько месяцев потрясли весь мир. Подрубили под корень трехсотлетнюю династию Романовых. Смели Керенского и всех его соратников. А теперь грозят отравить весь мир. Подождите минуту. Я покажу вам одну вещь.

Генерал вышел в соседнюю комнату и вскоре возвратился с папкой. Достал из папки печатный листок и кинул на стол:

— Как вы полагаете — кто это?

Я уже видел этот листок в Асхабаде. Поэтому ответил незамедлительно:

— Ленин!

— Вы правы: Ленин. Первый большевик… Прошлой ночью этот его портрет был расклеен на улицах Мешхеда. Ну, скажите сами: как мог попасть сюда, в Персию, Ленин? Думаете, его завезли мусульмане, приезжающие поклониться Кизыл-Имаму? [4] Кизыл-Имам — старинная мечеть в Мешхеде. Нет! Это дело рук большевиков. К тому же персидских большевиков!

Генерал снова потянулся к папке, вынул листок, испещренный арабской вязью, и протянул мне:

— А как вы думаете, что это такое?

Я взял листок и прочитал заглавие. На персидском языке большими буквами было написано: «Всем трудящимся мусульманам России и Востока».